Наталья Резанова - Золотая голова

Снаружи, по сравнению с полумраком церкви-ловушки, было очень светло, хотя солнца не было видно попрежнему. Свежий морской воздух и пронзительные вопли чаек, мешавшиеся с не менее пронзительными голосами торговок, способствовали прояснению мыслей.

Напрасно я грешу на владетеля замка Тальви. Я не потеряла сознания, у меня даже голова не закружилась. Из чего следует, что ни святой Хамдир, ни изображение его к чужим мирам отношения не имеют. Да и кошмарный сон в Свантере никак не был связан с тем, что могли принести или сотворить изгнанники. Он привиделся мне, когда я начиталась «Хроники утерянных лет». Хроники, ссылавшейся, помимо прочего, еще и на авторитет святого Хамдира.

Тальви утверждал, что автор «Хроники… « многое придумал или переврал. А я согласилась считать, что Тальви прав.

Теперь получается, что хронист тоже прав?

Но в чем? В своих ссылках на южных поэтов? На каббалу? Напрасно я так небрежно читала соответствующие страницы. Черт, я и Арнарсона просто пролистала… Арнарсон. Аббатство Троинт. Святой Эадвард. Святой Хамдир Любопытная цепочка выстраивается. Неужели все связано?

В «Хронике… « было сказано, что карнионцы были так не похожи на эрдов, что эрды не считали их людьми. Одной из особенностей карнионцев было их исключительное долголетие… И они знали об иных мирах… а если судить по святому Хамдиру, то и эрды о них знали…

Если я сейчас не прекращу об этом думать, я свихнусь. И тогда смогу поверить во все — в Темное Воинство, в меч, отрубиший ноги Бреки-ярлу, в Брошенную часовню, которая была последними вратами нашей стороны, в союз мужчины и женщины, сокрушающий злые силы… не говоря уж о том, что мы — изгнанники в этом мире.

Господи всемилостивый! Но разве не все люди — изгнанники в этом мире? Разве ты не сотворил их в саду Эдемском?

Ветер становился сильнее, и темно-серые волны под сумрачным небом быстрее катились к берегу и выше вздымались вверх. Но все это было не так страшно. Как в той песенке:

Не такой уж сильный ветер, Не такой уж сильный шторм. Не такой уж страшный грохот У береговых камней…

Я обошла мыс по кромке, так что мелкие брызги оседали на моем лице. Это тебе в наказание, Золотая Голова, ты же собиралась в город, а не паломничать по святым местам. Вспомни, к чему обычно приводят твои благочестивые порывы. Одно утешение — расположение церкви исключает наличие подземного хода. Хоть здесь кто-то не использует дом молитвы в пагубных целях… Вообще-то подземного хода не должно быть и в замке, если у них не было умельцев прорубать скалы. А вот в Тальви таковой вполне даже может быть, надо выяснить во благовремении… не потому что я собираюсь убегать, просто лишние знания никогда не мешали.

Как ни затянули небо тучи, а дождя нет. Бывают такие дни — все кажется, что дождь вот— вот хлынет, но хляби небесные так и не разверзаются, только ветер играет над волнами.

Если брызги выше мола — Соль морская нам полезна. Если в тучах нет просвета, Значит, воздух будет чист…

Впрочем, я еще не встречала городов, где воздух был бы вполне чист, и с этим следовало смириться, а не сетовать. Бодвар был еще не из худших. Здесь даже улицы мощеные — роскошь, которую мой родной Кинкар, будучи значительно больше Бодвара размерами, до сих пор не может себе позволить, предоставляя своим обывателям после дождя утопать по колено в грязи. И улицы здесь были значительно шире, чем обычно в таких маленьких городах. Явно рассчитаны на кареты, что подъезжают к местным гостиницам или направляются прямо к замку. Карета и катила сейчас по улице — тяжелая, золоченая, запряженная шестерней. Надо сказать, что на лошадей-то я и загляделась поначалу, даже не на лошадей

— на сбрую. Кони светло-золотистой масти были неплохи и сами по себе, хотя видывали мы и получше, однако природных достоинств их владельцу явно было недостаточно. Наборная металлическая упряжь, вызолоченная (не золотая, конечно, золото слишком быстро стерлось бы), вплетенные в длинные, тщательно расчесанные хвосты и гривы радужные ленты, султаны из фазаньих перьев, стразовые накладки с бисерной бахромой на налобниках — все это невольно останавливало взгляд, не могу, правда, признать, чтоб его ласкало. Карета торжественно громыхала по булыжникам, сопровождаемая конными лакеями в пестрых ливреях, в сторону находившейся от меня по левую руку гостиницы, носившей гордое название «Слон и замок». Каковые и были изображены на вывеске. И если замок, ежедневно находившийся у горожан перед взором, все же вдохновил живописца намалевать нечто соответствующее названию, то со слоном дело обстояло хуже. Более всего он напоминал свинью-переростка с непомерно вытянутым носом. Во всяком случае, мне так показалось, я ведь тоже не великий знаток по части слонов.

Не успела я подумать об этом, как из-за угла вывернулась еще одна карета, гораздо меньше и легче предыдущей и на первый взгляд — гораздо более скромного вида. Но удобство и простота ее конструкции свидетельствовали об крупных деньгах, так же, как и ременная упряжь, а четверка игреневых лошадей была не в пример резвее золотистых. Они быстро догоняли роскошную золоченую карету, и разминуться им было бы трудновато, но кучер, правивший шестерней, и не подумал сворачивать в сторону. Кучер четверки тоже не сдерживал лошадей, из лихости, а может, считал, что проскочит между соперником и стеной ближайшего дома. И проскочил бы — места там, пожалуй, хватило бы, да лошади золоченой кареты испугались и шарахнулись, а возница не удержал поводьев. По счастью, никто из прохожих не пострадал, зато карета могла бы перевернуться, если бы второй кучер не остановил своих лошадей и не кинулся на выручку своему незадачливому собрату. Тут начался любезный всем уличным зевакам беспорядок и содом. Золоченая карета, грузно дрогнув, встала, зато лошади шестерни вовсе не собирались успокаиваться. Они принялись грызться между собой, а также по возможности стремились укусить игреневых. Второй возница похватал за узду чрезмерно ретивых, на что первый кучер, мгновенно позабыв об оказанной ему услуге, скатился с козел с криком: «Своих удерживай, сволочь черномазая! „ Что было не совсем точно — тот был хоть и смугл как головешка, но вовсе не негр. Публика в предвидении мордобоя потянулась ближе. Но я-я замерла на мостовой. Когда золоченую карету развернуло, в поле моего зрения оказалась дверца, а на дверце — герб. Довольно сложный герб — я уже говорила: чем новее у нас знать, тем замысловатей у нее гербы. Это был щит, разделенный на четыре части. В верхнем правом углу был изображен двухвостый лев на золотом поле, поднявшийся на дыбы, с мечом в лапе, в левом — на пурпурном фоне три белые рыбы. В нижних углах соответственно имелись зеленые и красные ромбы и гарцующий черный единорог, коего рог был украшен цветочной гирляндой. Венчала все это графская корона, а внизу вилась лента с девизом «Верность есть награда“.