Наталья Резанова - Золотая голова

— Лошадку-то освободи, — радостно сказал один, хватая Руари за повод. — Больно жирно: две лошади у одного.

— Для таких и одна-то лошадь — многовато, — отзвался второй, тот, что из-под завала.

Все они заулыбались, не глумливо, а вполне весело, как от хорошей шутки. Только это я и запомнила в них — что они улыбались. И еще — у того, что промолчал, — он был по правую руку от меня — были выломаны передние зубы. Возможно, ему урезали язык.

Они рассчитывали только на лошадей. Нужно иметь очень большое воображение, чтобы предположить, будто у такой пообносившейся личности, как я, могут быть деньги и драгоценности. Но это, в общем, ничего не меняло. Седельные сумки они бы тоже захотели взять. Кроме того, они, как почти все, кто встречался мне в пути, принимали меня за парня. И это приводило их к неверным выводам. Потому что если женщина я высокая и крепкая, то мужчина из меня получается весьма хлипкий.

Через несколько минут я смотрела на то, что от них осталось, и на свои трясущиеся руки. Как это произошло с первыми двумя — у поводьев, я помнила очень смутно. До сих пор не пойму, почему они не сумели меня прикончить. Может, потому что оба косились на седельные кобуры и готовы были пресечь мои попытки потянуться к ним. Но я не схватилась за пистолеты. Тоже не знаю почему. Кинжал был у меня в левом рукаве. Наверное, я сначала ударила им — кинжалом, не рукавом и при этом успела выхватить «сплетницу». Но этого я не помню. Я была в таком бешенстве, что забыла обо всем. Третий повернулся и бросился бежать в лес, но я пришпорила Руари и, прежде чем он успел углубиться в чащу, настигла и ударила. Острие вошло в шею, как раз над верхним позвонком — вот это я помню точно. И тут меня отпустило.

Что со мной? Раньше я старалась не убивать, даже если хотели убить меня. А эти даже и не хотели. Просто вознамерились отобрать лошадей. Неужели только ради того, чтобы не идти пешком? И этот… третий… он же убегал…

Раньше, как бы я ни бывала зла, я никогда не теряла власти над собой и голова моя работала четко. Что боевое бешенство, что обычные бабьи истерики

— все было мне одинаково чуждо. И я настолько забылась от ярости, что на какое-то время воистину лишилась рассудка.

Что со мной?

Неужели та болезнь, что гуляла сейчас по Эрду, добралась и до меня? Ведь это оказалось так легко — не рассуждать и бить все, что движется!

Внезапно я поняла, что плачу. И никак не могу остановиться.

Не потрудившись обыскать мертвецов, я поехала дальше.

Заговоры — не женское дело. Политика — не женское дело. Война — не женское дело. Что же я делаю здесь?

И все-таки я добралась до цели. Врал тут один недавний приятель. Толпа его, видите ли, подхватила. Не захочешь — не подхватит. Не лезь в толпу — и все.

Я пробиралась редким лесом, когда услышала ожесточенную перестрелку. И отнюдь не кинулась опрометью на звуки выстрелов. Это могла быть обычная стычка между мародерами, не поделившими добычу, чего я тоже навидалась за последние дни. Нужно было осторожно приблизиться и посмотреть. Я проверила пистолеты и тронула коленями бока Керли. Руари шел следом.

Было около полудня, но туман, стоявший с ночи, только что развеялся. Точнее, расползся. Небо было ровного, безупречно серого цвета, лишь слегка попорченного бледным пятном солнца. Тощие сосны сменились зарослями терновника, покрытого крупными переспевшими ягодами, которые вряд ли в этом году будут собирать.

Продравшись сквозь этот терновник, я оказалась на гребне пологого холма. Передо мной была узкая долина. То есть на дальнем ее конце, к югу от меня, она была пошире, а на противоположном сходилась в тесную горловину.

Из-за того, что долина оказалась так невелика и зажата между холмами, пусть и не слишком крутыми, но довольно высокими, мне примерещилось, что в ней полно народу. На самом деле их было не так уж и много, конных и пеших, живых и мертвых. Мертвых больше, чем живых. И шла рукопашная. Они почти не кричали, как кричат обычно, когда дерутся, потому что это была уже не драка, а резня, причем взаимная, и сил на крик не оставалось Теперь я воочию убедилась, почему герцогская гвардия сгинула так бесславно. Никаким роскошным боевым приемам, которыми так любят похваляться все, кто носит оружие, здесь не было места. Равно как и чести и благородству.

Если б я увидела все это неделю назад, я бы ужаснулась. Но неделя уже миновала. И теперь я просто смотрела на сгрудившиеся фигуры людей и лошадей, бессознательно вытягивая шею.

Я напрасно вглядывалась в даль. Опустив глаза, я увидела, что там, где горловина начинала сужаться, образовалось что-то вроде баррикады из лошадиных трупов и ставшей набок обозной телеги. Между нею и холмом четверо пехотинцев теснили двух конных. Один из верховых был на высоком сером жеребце.

Другой — я не узнавала его, может, и не знала никогда — на тощей чалой лошади, рубанул противника по шее, но в этот миг чалая споткнулась — о труп ли, о камень, значения не имеет — и упала вместе с всадником. Двое пеших с палашами бросились на оставшегося. Тот поднял коня на дыбы, отбил направленный ему в левый бок удар, и лезвие палаша скользнуло вниз, по клинку его тяжелой шпаги. Теперь я ясно видела, что это Тальви. В тот же миг второй пехотинец, похоже более осторожный, чуть отступил и выстрелил в приоткрывшееся брюхо Серого. Конь завалился на бок, придавив Тальви. Шпага еще оставалась у Тальви в руках, и он, приподнявшись на земле, сумел проткнуть горло ближайшему, кто неосторожно присунулся к нему. Но оставался еще один, и третий, успевший добить упавшего всадника, поспешал ему на подмогу. А вот к Тальви подмога, также скакавшая сюда, явно не поспевала. Слишком далеко, к тому же мешал завал на пути. Сам же Тальви почему-то все лежал и не вставал с земли — то ли нога в стремени запуталась, то ли еще что.

Я достала пистолеты.

Терпеть не могу стрельбы. Даже когда на меня нашла дикая ярость при встрече с грабителями, я не стала стрелять. Теперь ярости не было и в помине.

Первый выстрел — за то, что спас меня от казни.

И второй — за то, что собирался выкупить земли Скьольдов. Хотя бы собирался.

Долг был уплачен без остатка. Служба моя закончилась.

Я перехватила поводья и поехала вниз по косогору.

К тому времени, когда я подьехала к Тальви, они уже толпились вокруг него — все его уцелевшие люди, десятка полтора. Как ни странно, поле боя осталось за ними. больше никого живых в долине не замечалось. Пленных брать они явно не имели привычки. Они смотрели на меня — с разной степенью безразличия, с тупым удивлением или со злобой. По крайней мере, на двух физиономиях читалась искренняя радость — Малхиры и Эгира. Кивнув им, я соскользнула с Керли и приблизилась к Тальви. Он уже выбрался из-под трупа Серого, но все еще сидел на земле. Дела обстояли хуже, чем мне казалось. Удар палаша зацепил его по ноге, и, похоже, довольно глубоко. И, судя по обилию крови, была задета вена. Впрочем, кто-то, может быть он сам, успел наложить жгут, и кровотечение пока остановилось