Олег Верещагин - Последний воин

Первое, что он увидел — была их одежда, вычищенная и аккуратно сложенная рядом с прочими вещами. Второе — то, что друзья ещё спят.

А уж третье — стол, на котором стоял так и не съеденный вчера ужин.

Гарав подсел к столу. Веранду насквозь продувал ветерок, но он был лёгкий и тёплый. Мальчишка одной рукой налил себе золотистого вина, другой откинул ткань с блюда — там оказались не фрукты, как он опасался, а нарезанная пластами копчёная ветчина — розовая, с коричневой корочкой — и свежий, ничуть не зачерствевший крупноноздреватый хлеб. Урча, Гарав вцепился сразу в ломоть хлеба и кусок ветчины, почти одновременно запивая полупрожёванное вином — лёгким, холодным, с запахом каких-то цветов…

…Он уже почти наелся, когда почувствовал чей-то взгляд и одновременно услышал негромкий звонкий смех.

— Мэлет! — выдохнул-выкрикнул мальчишка, вскакивая и оборачиваясь…

…Да, это была она. Эльфийка — похожая на какую-то стремительную птицу в чёрном с золотом узко приталенном платье, босиком — стояла в дверном проёме. Она всё ещё улыбалась — только улыбка стала немного растерянной, когда мальчишка, буквально подлетев к ней, подхватил на руки и вскинул девчонку перед собой. Мэлет, охнув, невольно обхватила Гарава за шею, смущённая таким непосредственным напором.

Признаться, Гарав тоже смутился тому, что сделал — порывисто, не подумав. Но отпустить ее — значило стать смешным. И он продолжал держать Мэлет на руках, глядя в её лицо жадными пристальными глазами молодого волка — гипнотически и почти пугающе. А она не разнимала своих рук на его шее. И с изумлением смотрела в лицо мальчика-человека — виденного всего-то несколько часов и полюбившегося навсегда (она это знала, как только может знать такие вещи эльфийка!). Нет, Гарав не изменился — внешне.Но как раз для эльфийки не составляло труда увидеть,как «видит» опытный кузнец «сердце» металла, что внутри мальчик вырос и повзрослел. Словно пальцами по коже, эльфийка ошеломленно и с жалостью «касалась» шрамов, оставленных болью, страхом, тоской, сомнением, одиночеством, обидой… Но как для настоящей женщины шрамы на теле и лице мужчины — не уродство, а повод для гордости воином и защитником, так и эльфийка понимала: душа мальчишки не сломалась и не исказилась — лишь окрепла и возмужала. Голая грудь мальчика резко, толчками, вздымалась и опускалась — и куда-то в бедро Мэлет упруго и смешно стучало быстрое неутомимое сердце человека, такое же торопливое и горячее, как они сами — люди…

Мэлет засмеялась и крепче сжала руки. И это было сладостное и незнакомое чувство — отбросить прочь разум, как плащ, размышления и сомнения — как скомканные исписанные листы… Как уже было в последние недели, когда она, пугая подруг, вдруг начинала не по своей воле грезить наяву — и касалась Гарава, когда ему было плохо. Неделю назад она чуть-чуть не потеряла себя, когда отдалаГараву, которым овладело что-то непредставимо древнее, жуткое и сильное, часть своего фэа. Глорфиндэйл не мог понять, что происходит с дочерью. А она молчала. И была счастлива тем, что мальчик спасся… а что он, наверное, и не подозревал о её помощи… ну что ж, пусть. Это было не важно.

— Поставь меня на пол, — строго сказала Мэлет. Гарав замотал головой и улыбнулся почти идиотски. — Я тяжёлая! — Мэлет брыкнула ногой. Гарав замотал головой снова. — Ну поставь! — взмолилась эльфийка. — Поставь и оденься, а мне пора…

— Куда пора?! — возмутился Гарав.

— Я была в горах и скакала всю ночь, когда узнала, что ты приехал. — Мэлет улыбалась. — Только-только помылась и переоделась, даже не видела отца — сразу прибежала к тебе. Ну же, Гарав!

Со вздохом мальчишка исполнил её приказание:

— Слушаю и повинуюсь, королева.

Он с покорным удовольствием склонил голову, и эльфийка довольно безжалостно взялась за светлые пряди на висках, подёргала голову мальчишки…

…Эйнор лежал с закрытыми глазами, неподвижный. Спящий.

Лежал и думал, что делать теперь.

В эльфа Гарав врезался, когда несся по какой-то галерее — бегом. В принципе он никуда не торопился и даже не искал Мэлет (она обещала прийти лишь на следующее утро, не раньше, а почему — Гарав не стал спрашивать; к чему, если она всё равно где-то рядом?!). Он просто бежал, бежал, бежал… и вдруг врезался в вышедшего из-за колонн эльфа.

Бум, так сказать.

Эльф был не особо высокий (для эльфа), в золотом с алым и чёрным одеянии, пышные, тяжёлые разрезные рукава которого спадали почти до пола. Странно — у него не было меча; Гарав отвык от безоружных и сам сейчас был уже переодет в кожу, а на пояс повесил Садрон и кинжал (как-то само собой получилось). Пепельную волну волос (не убранных в косы, как у большинства эльфов, а свободных и лёгких) облегал верхом венец — тонкий серебряный обруч с фиалковыми и зелёными камнями. А на руке, которой эльф задержал мальчишку, Гараву на миг почудился какой-то острый синий блеск — словно кольцо… нет, показалось.

— Прости, — Гарав отдышался. — Я бежал…

— Я заметил, — в мелодичном голосе эльфа было веселье без насмешки. — Ты бежал ОТ или К? Если К — пожалуй, ты можешь продолжать путь. А если ОТ — может быть, ты мог бы мне уделить какое-то время?

— Я бежал ПРОСТО, — невольно улыбнулся Гарав. — И я, конечно, уделю тебе время… хотя у меня его не столько, сколько у детей твоего народа.

— Это вежливое напоминание о том, что у тебя есть дела? — уточнил эльф.

— Ну… — Гарав смутился. — Нет, это просто попытка умничать, — честно признался он. — Рядом с эльфами хочется быть умным. Я и пытаюсь.

— Получается? — с искренним интересом спросил эльф. Они уже шли по галерее… и это вдруг напомнило Гараву другую галерею, по которой он шёл за… — Не бойся Его, — сказал эльф. — Тут он бессилен. Он не может даже просто увидеть Имладрис.

— Я боюсь не его, а себя, — признался Гарав угрюмо. — Себя. Того, что могу совершить от страха. Оказывается, от страха я могу стать предателем и совершить подвиг. Но это одинаково обидно. Кто же мной правит — страх или я?

— Получается, — сказал эльф.

— Что? — не понял Гарав.

— Быть умным, — пояснил эльф, и Гарав рассмеялся.

— Ты, конечно, знаешь меня, — сказал мальчишка, — людей тут всего трое. А я не знаю тебя, а ведь ты из хозяев этого места. Кто же назвал меня умным?

— Я Элронд сын Эарендила, — сказал эльф.

— Мастер… — Гарав запнулся и, опустившись на колено, прижал ладонь к груди, положив другую на рукоять Садрона. — Прости, мастер!

— За что? — Эльф поднял мальчика, взяв за плечи. — За то, что ты быстро бегаешь и громко смеёшься? Но это значит, что тебе хорошо здесь — не это ли высшая похвала для хозяина? За то, что пытался умничать? Но право — у тебя это неплохо получалось… И, по чести сказать, я ведь искал тебя, Гарав Ульфойл.