Олег Верещагин - Последний воин

Зато Дана очень обрадовал. Он заявил, что ему ужасно не хватает людей для правильного наблюдения за «малышкой». Что он впервые встречает таких понимающих дело кардоланских рыцарей. После чего увёл обоих оруженосцев — посмеивающегося Фередира и вытаращившего глаза Гарава — наверх из каюты. Точнее — утащил, как паук в логово.

Кричать о правах человека и использовании детского труда было некому. Разве что в морские просторы, где нет-нет да и мелькал какой-нибудь парус. Но это вполне могли оказаться ещё более охочие до детского труда южные пираты…

Сперва, если честно, Гараву показалось, что боцман Брагол, которому их сдал на руки моментально утративший к ним наверху интерес шкипер, решил просто поиздеваться. Обоих послали на мачту — чёрт его знает, как правильно называлось это шатающееся (выяснилось наверху) и опутанное верёвками и тряпками бревно посреди корабля — грот там, бом, бим… При этом Брагол, торчавший внизу, комментировал процесс выражениями, смысл которых сводился к добродушному «мышата в обмороке». Гарав видел, как на мачту взлетали оба юнги — его ночной знакомец Вилин и второй, которого звали Арэ. И в душе с боцманом согласился. Когда же они спустились обратно, то выяснилось, что Гараву, который взобрался быстрее (ещё бы, он-то рос в лесистых краях, а не в полустепи Фередира), предстоит лезть обратно и работать вперёдсмотрящим.

Сверху можно было видеть, как Фередир расхаживает по палубе и какой-то тряпкой начищает всё, что, по мнению боцмана, должно блестеть, но не блестит. Или мало блестит. Или блестит не так. Или может перестать блестеть — не дожидаться же такой беды?

Вообще Гарав высоты не боялся, и хотя мачту здорово качало, зато тут был хороший ветерок, уносивший жару, царившую на палубе. «Воронье гнездо» было скорей чем-то вроде бочки — по пояс взрослому человеку, с дырой в полу, которую закрывал люк, в один шаг шириной. Изнутри оказались приделаны четыре кожаных сумки, и в каждой Гарав не без удивления нашёл арбалет. Почти такой же, как у него, с десятком стрел, в основном «срезней», отсекать во время морского боя всякие разные канаты у врага.

— Юн… тьфу, как там тебя?! — заревел с палубы боцман. — Оруженосец! По сторонам смотри, ну?! Это тебе не коням хвосты вертеть!

— Есть! — отозвался мальчишка, выпрямляясь. В том, что Брагол в его-то годы и при сложении матёрого медведя на мачту вспархивает быстрей юнги, Гарав уже убедился. Зачем злить человека, у него и так работа нервная…

А вокруг смотреть было не очень-то и интересно. С точки зрения Гарава — очень однообразное занятие. Хотя Вилин, когда вчера Гарав ему об этом сказал, удивился и стал объяснять, чем какая волна от какой отличается и что значит какой цвет воды, и какие где бывают гребни на волнах… Вообще Гарав почти всё добросовестно запомнил (он уже успел твёрдо усвоить: не бывает лишних практических знаний!), но никакого интереса в этом не нашёл. Если честно, при одной мысли, что и завтра, и послезавтра вокруг будет всё то же — вот такая вот вода, — становилось скучно. В пределах видимости, правда, оказалось два паруса, о чём Гарав проорал вниз в надежде, что это окажутся пираты и начнётся веселье. Но, хотя его снизу и поблагодарили, никто и не ворохнулся. Викингов или кого-то похожего тут не было отродясь, южные пираты в эти края если и заходили, то не затем, чтобы нападать на военный корабль Гондора — и любой попавшийся навстречу корабль был заведомо если не дружеским, то по крайней мере нейтральным.

Оставалось скучать, что ж делать. Гарав поставил ногу на ногу, навалился скрещенными руками на бортик, а грудью — на них, чуть прищурился и застыл, лишь временами осматриваясь.

— Эй, боцман! — крикнул он вниз. — А если я буду свистеть, то что случится?

— Не вздумай! — забеспокоился Брагол. — Ветер и так хороший!

Гарав вздохнул: так, есть тут такая примета…

— А если я петь буду?! — задал он второй вопрос.

— Только не про море и не про корабли вообще! И не про женщин! — предупредили снизу. — А так пой давай!

Уже лучше.

Последнюю строчку Гарав проорал, уже стоя в рост на бортике «вороньего гнезда», наклонившись над пустотой и держась за какую-то верёвку, наверняка имевшую в морском обиходе и более романтичное название. Ветер развевал ему волосы, и вообще сам себе мальчишка в этот момент очень нравился. А морякам, как видно, понравилась песня, хотя они вряд ли знали, кто такой Бальдр, [41] Бальдр — в скандинавской мифологии один из богов-асов, юный и прекрасный бог весны, трагически погибший от коварства бога Локи. С грядущим возрождением Бальдра после битвы Рагнарёк связывается полное обновление всего мира. а возглас «heil» им стопроцентно показался словом из родного языка Гарава. С палубы послышались крики одобрения, и Гарав довольно спрыгнул обратно в корзинку.

Нет, на морях ему делать нечего. Люди, конечно, приятные, но — скучно. Может, тут и есть какая романтика, только не для него. Гарав усмехнулся: лучше уж коням хвосты крутить, что такого? Надо будет к Хсану заглянуть, когда сменят, — конь в трюме выглядел недовольным и в ответ на прошёптанные в ухо обещания скорой прогулки только скептически этим ухом дёргал… Мальчишка вздохнул и снова добросовестно огляделся…

…На обед подали овсянку с селёдкой. От этой еды Гараву, если честно, кишки сводило — он не любил овсянку, а селёдку предпочитал или копчёную, или маринованную (кстати, тут делали и такую, и очень вкусную), но уж никак не жареную. Правда, с момента полдника все проголодались, а Фередир так и просто рассеянно скрёб по дну, намекая на добавку.

Но набить желудок так или иначе удалось, и Вилин, пользуясь свободным моментом, утащил Гарава в сторону — поучить метать ножи. Он это обещал ещё вчера. У Вилина его собственные ножи — в обойме, которую можно было пристегнуть благодаря ремню куда угодно, лежали четыре цельнокованых лезвия с тупыми гранями, но тяжёлыми острыми концами — летели шагов на тридцать, через весь корабль от носа и до кормы, и попадали на таком расстоянии в кружок размером с фартинг. Причём Гарав с досадой отмечал, что еле-еле может уследить за движением юнги: вот он стоял, опустив руки — и вот уже нож торчит в мишени и даже не подрагивает, настолько глубоко и резко вошёл. Так не мог бросить нож не то что Фередир, но и Эйнор — он сам молча покачал головой, когда Гарав его спросил, умеет ли он так.