Анна Гринь - Забудь мое имя!

Алесия бывала сдержанной, уступчивой и терпимой, когда это требовалось. Годы жизни с Каселионом многому научили демонессу. Уж что‑что, а виртуозно лавировать, не вызывая нареканий и косых взглядов Амадеуса она научилась в совершенстве. Но не сейчас!

При воспоминании о том положении, в каком Алесия может оказаться, в случае исполнения воли Повелителя, у демонессы путались мысли, а на лбу выступала испарина. Внутри нее бушевало ущемленное самолюбие, гнев, ненависть, стыд и разочарование.

Только Алесия смирилась с тем, что ей никогда не завоевать истинной любви своего мужа, как новая беда свалилась ей на голову в лице незнакомой девчонки–полукровки. Если бы не Лео, примчавшаяся уговаривать демонессу покаяться, Алесия никогда не явилась бы сюда.

Девушка ненавидящим взглядом обвела широкие ухоженные аллеи, каскадом террас поднимавшиеся к лестнице у подножия замка. Тут и там среди вечнозеленых деревьев мелькали тоненькие фигурки силиал земли, в веденьи которых были эти парки, клумбы и газоны. Никто из немногочисленных обитателей замка не имел привычки гулять здесь, наслаждаясь красотами и видами, открывающимися на километры и километры вокруг. Вся эта искусственная красота служила одной единственной цели: поражать воображение чужаков, вот только таковых в царстве не было много веков.

Да и удобные ухоженные спальни, кабинеты, будуары и гостиные, коих в замке было больше, чем требовалось, не прельщали демонов всех мастей и рангов приезжать сюда. А ведь Повелитель был не против дать кров всем, кто пожелает быть рядом с ним, но демоны многие века предпочитали восхвалять его и служить на расстоянии.

Сам Амадеус упрекал во всем тех, кто заложил замок Повелителей сотни веков назад. Ни разу он не высказал этого Идерне в лицо, но порой при посторонних замечал, что во всем виноваты темные демоны. Будто бы именно их злоба и коварство сделали каменные стены замка не только очень прочными, но и навесили на них клеймо страха и боли.

Узнай об этих речах Повелительница, чей древнейший род позволял себе оскорблять Амадеус, она непременно выразила бы свое недовольство, ведь ее семья никогда не была лучше или хуже других семей этих земель, правили они честно, строго, но справедливо. Идерна Алесии всегда нравилась, но демонесса предпочитала помалкивать, если, конечно, получалось, как в присутствии Повелителя, так и — Повелительницы. Ей совсем не хотелось притянуть на себя неприятности, от кого бы они ни исходили. Она так старалась… Старалась! И вот же!..

— Отвратительно! — тихо прошипела девушка, одергивая платье, край которого зацепился за трещинку в ступеньке. — И как теперь быть?

Извиняться перед Амадеусом за устроенную в тронном зале сцену совсем не хотелось, да и чувство собственного достоинства от одних только мыслей об этом начинало вопить в гневе. Отец никогда не простит Алесии такого. Уж он‑то никогда не перед кем не приклонял ни голову, ни колено, даже когда Повелитель затребовал клятву верности. На подобное один из старейших огненных демонов царства сказал только:

— Огонь воде не поклоняется. Нами из покон веку темные правили, если Идерна попросит — приду.

Но, даже не смотря на это, брак между Каселионом и Алесией был заключен. Огонь и вода припрятали свои иголки подальше, ради сильного союза. Клан огня не мог упустить возможности взять власть в свои руки. И Алесия первая поняла всю прелесть этого не желанного, но очень важного шага, хотя после сильно пожалела. В ее руках появилась власть, пусть и незначительная, тоненькая, как ниточка, но признаваемая ситрами. Вот только девушке пришлось заплатить за это столь многим, что ей хотелось выть от горечи.

Это только со стороны ее новая жизнь казалась раем, а на деле все вышло не так уж сладко. Здесь, высоко в горах, на продуваемых холодными ветрами горных вершинах проходили ее дни и годы. Ушло и забылось прошлое, где было вдоволь веселья, беззаботности, радости, свободы. В замке Повелителей Алесия постоянно следила за всеми, и все наблюдали за ней, ждали ошибок и слабостей. Сначала демонесса не понимала, как подобное возможно, при том, что в крепости жило не более трех десятков демонов и еще столько же появлялись время от времени! При размерах замка и не любви его обитателей к ходьбе встретить хоть кого‑нибудь становилось так же возможно, как найти незнакомую книгу в многотысячной библиотеке. Порой складывалось ощущение, что замок населяют одни тени, стихиалы, аматридери и силиалы, занятые уборкой, ремонтом, перестановкой.

И если с силиалами и аматридери еще можно было как‑то общаться, то тени и духи вызывали один сплошной зубовный скрежет. Как этих безмолвных и тупых созданий терпели другие, девушка представляла себе слабо.

Среди всего этого вороха скуки и тоски больше других выделялась Лео. Леорелия. Но никто никогда ее так не звал. Да и вряд ли кто‑то помнил ее полное имя, так же как и то, каким образом в замке появилась эта демонесса. Просто однажды в одной из комнат южного крыла поселилась эта особа, с весельем и шутками отбиваясь от всех вопросов и расспросов. Никто не знал, откуда Лео взялась и кто ее родители — слишком много в царстве жило солнечных демонов. Но с ее появлением замок словно ожил, подсвечиваясь изнутри неясными бликами, будто солнечные зайчики в один миг ворвались через все окна, задорно расселись на стенах, полах и мебели. Стало легче дышать, а мысли перестали наполняться тоской в длинные зимние месяцы.

Если бы не Лео, Алесия никогда бы не пришла в замок вновь. Амадеус в открытую не высказал невестке ни слова упрека, но демонесса чувствовала на себе его скрытое недовольство, дрожь миллиардами искр пробегала по ее телу, порождая острую потребность пойти и утопиться.

«Это не к добру!» — мысленно цокнула языком Алесия и вспомнила разговор с Лео.

Как солнечной демонессе пришла в голову мысль с ней поговорить, Алесия представляла слабо, подозревая, что идея могла принадлежать кому‑то другому, но внимательно выслушала Лео. Солнечная говорила много, сверкая карими глазами, более светлыми, чем у самой Алесии, и уговаривала, уговаривала. Огненная и сама знала все названные ей доводы, но в устах другой ситры все прозвучало весомее. Оставалось сделать над собой огромное усилие и унизиться.

Именно эта, ничтожная для других, мелочь раздражала демонессу больше всего. И страшила не меньше. Даже не сам момент, когда нужно будет посмотреть в глаза Повелителю или того больше — опустить и глаза, и голову, и себя саму на пол, чтобы попросить о снисхождении, милости, понимании… И сделать это скромно, пристыжено, каждую секунду боязливо поглядывая и ожидая недовольства и ярости.