Маргарет Уэйс - Второе поколение

— Я сильный, — сказал он ослабевшим голосом. — Я могу биться, как и он.

— Биться — с кем? С сильнейшим из живших чародеев? С архимагом, бросившим вызов самой Королеве Тьмы и почти победившим ее? — Даламар грустно рассмеялся. — Ха! Ты обречен, мальчик, можешь начинать молиться. А ты знаешь, что я буду вынужден сделать, если Рейстлин достигнет цели? — Даламар в низко надвинутом капюшоне склонился над Палином, и юноша ощутил дыхание эльфа на своей щеке. — Я должен уничтожить его, и я его уничтожу. Мне безразлично, в чье тело он вселится. Вот почему они отдают тебя мне — им самим духу не хватит.

Испуганный Палин отшатнулся от Даламара, но взял себя в руки.

— Я... понимаю, — голос его крепчал с каждой минутой, — и уже об этом говорил. Кроме того, я не верю, что дядя причинит мне вред... таким способом, как ты рассказал.

— Не веришь? — Темный эльф усмехнулся, его рука метнулась к груди. — Хочешь посмотреть, какой вред может причинить твой дядя?

— Нет! — Палин отвел глаза и добавил, краснея: — Я знаю об этом, слышал истории... Ты его предал и...

— И это мое наказание. — Даламар пожал плечами. — Прекрасно. Если ты решил...

— Я решил.

— ...тогда иди, попрощайся с братьями в последний раз, если понимаешь мой намек. Я думаю, что в этой жизни вы больше не увидитесь.

Эльф говорил сухо, в его глазах не промелькнуло ни жалости, ни раскаяния. Руки Палина тряслись, он был вынужден сжать кулаки, так что ногти вонзились в кожу, чтобы унять дрожь, и сумел твердо кивнуть.

— Думай, что скажешь. — Даламар многозначительно взглянул на подходящего к Юстариусу Карамона. — Братья не должны ничего знать. И отец тоже — иначе он помешает тебе. Подожди... — Эльф слегка встряхнул юного мага. — Не подавай виду, иначе ничего не получится.

Сглотнув комок, поднявшийся к горлу, Палин пощипал кожу щек, чтобы вернуть им цвет, и вытер пот с лица рукавом мантии. Сжав подрагивающие губы, он отвернулся от Даламара и направился к братьям, шелестя белыми одеждами.

— Что ж, — начал юноша, заставляя себя улыбнуться, — я всегда стоял на пороге гостиницы, маша вслед, когда вы уходили биться с кем-нибудь. Похоже, теперь моя очередь.

Танин и Стурм обменялись быстрыми встревоженными взглядами, и Палин осекся. Слишком они были близки и знали друг друга как облупленных. «И я собирался их одурачить!» — горько подумал юноша. Посмотрев в глаза старшим, он понял, что прав.

— Братья, — прошептал Палин, простирая к ним руки, и, обняв, притянул обоих к себе. — Не говорите ничего, просто позвольте уйти! Отец не поймет, для него это будет слишком тяжело.

— Не уверен, что сам понимаю, — сурово произнес Танин.

— Замолчи! — прошептал Стурм. — Мы оба ничего не понимаем. Но разве это важно? Разве наш братишка рыдал, когда мы уходили на первую битву? — Он обхватил Палина огромными руками и крепко прижал к груди. — Счастливо, парень, береги себя и... не пропадай надолго. — Средний брат замотал головой, отвернулся и поспешно отошел, вытирая глаза и бормоча что-то вроде: «От этих проклятых порошков у меня всегда начинается насморк».

Танин стоял, строго глядя на младшего. Тот посмотрел на него умоляюще, но старший лишь сильнее помрачнел.

— Нет, братишка,— сказал он,— ты меня выслушаешь. Даламар видел, что рука молодого воина легла на плечо Палина. Маг мог предположить, о чем они говорят. Палин отступил, упрямо мотая головой, лицо его превратилось в бесстрастную маску, так хорошо знакомую темному эльфу. Пальцы Даламара коснулись ран на груди. «Как он напоминает Рейстлина! — подумал чародей. — Похож, но все-таки другой. Как сказал Карамон, они отличаются друг от друга, как белая луна от черной...» На этом его размышления были прерваны — Карамон, который до этого только наблюдал за беседой сыновей, теперь направился к ним. Даламар быстро встал у него на пути и положил изящную руку на могучее плечо силача.

— Ты не сказал своим детям правду об его уничтожении, — заметил эльф.

— Я сказал столько, сколько посчитал нужным, — парировал Карамон, краснея. — Я старался показать обе стороны конфликта.

— Ты оказал им плохую услугу, особенно одному из них, — холодно произнес Даламар, посмотрев на Палина.

— Что я мог сделать? — сердито спросил воин. — Когда стали рассказывать легенды о его самопожертвовании ради мира, о его смелом проникновении в Бездну, чтобы спасти леди Крисанию из лап Темной Королевы, что я мог сказать? Я говорил им, как все было на самом деле. Говорил им правду о том, что Рейстлин обманул Крисанию, что он соблазнил ее, если не физически, то духовно, и вел ее в Бездну. И сказал, что, когда она ему стала бесполезна, он бросил ее, оставив умирать в одиночестве. Танис подтвердил мои слова. Но они верили лишь в то, во что хотели... Как и мы сами, я полагаю, — добавил Карамон, виновато взглянув на Даламара. — Я заметил, что маги тоже не стремятся развенчать эти россказни!

— Они пошли нам на пользу, — сказал темный эльф, пожав хрупкими плечами. — Из-за легенд о Рейстлине и его «жертвоприношении» люди больше не боятся магов, не притесняют нас. Наши школы процветают, услуги адептов пользуются спросом. Нас даже пригласили в Каламан, чтобы построить там новую Башню Высшего Волшебства. — Он горько усмехнулся. — Смешно, не правда ли?

— Что?

— Своим поражением твой брат достиг того, к чему стремился. — Даламар криво улыбнулся. — В известном смысле он стал Богом...

— Палин, я настаиваю на объяснениях! Что происходит? — Танин встряхнул младшего брата.

— Ты слышал, о чем шла речь, — уклонился от прямого ответа Палин, кивнув на Юстариуса, который разговаривал с Карамоном. — Мы собираемся в путешествие в Палантас, к Башне Высшего Волшебства, где находится запертый портал... в который мы хотим заглянуть... Это все.

— А я тогда овражный гном! — зарычал Танин.

— Иногда ты рассуждаешь точно так же! — огрызнулся Палин, потеряв терпение, и сбросил с плеча руку брата.

Танин побагровел. В отличие от спокойного Стурма он унаследовал от матери не только локоны, но и ее характер. К тому же Танин серьезно относился к роли старшего брата — иногда чересчур серьезно, по мнению Палина. «Но это потому, что он меня любит», — напомнил себе юный маг.

Тяжело вздохнув, Палин обнял брата за плечи:

— Танин, теперь ты послушай меня — для разнообразия. Стурм прав. Я не рыдал, когда вы в первый раз уходили сражаться. По крайней мере, пока вы могли меня видеть. Но я проревел всю ночь, оставшись один, в темноте. Неужели я, по-твоему, не знал, что каждое наше расставание может быть последним? Сколько раз ты был ранен? В последней стычке стрела минотавра прошла в двух пальцах от твоего сердца!

Танин опустил голову.

— Это другое дело, — пробормотал он.