Алексей Гавриленко - Месть священника

– Куда ты плыл? – собеседник говорил без акцента, на чистом человеческом языке.

Вилсон задумался, но долго думать нельзя было. Если эти люди окажутся как-то связанными с Дефиасами и ВанКлифом, то узнай они о его побеге, его тут же отправят обратно, на шахту, или просто убьют на месте.

– В Ультим. Это был торговый корабль. Нас настиг шторм.

– Где остальные? – человек задал очевидный вопрос.

– Я не знаю, я плыл один и больше никого не встретил. Думаю, остальные утонули, – Вилсон попытался изобразить максимальное сожаление и горе от понесенных потерь.

– Странно, обычно в это время не бывает штормов, – после паузы задумчиво сказал человек. – Великое Море зачастую бывает непредсказуемым.

– Да, мы тоже были уверены в том, что ничего такого не произойдет.

– Откуда ты?

– Из Вестстепа, – тут Вилсон решил не врать, на случай, если собеседник будет задавать вопросы, касающиеся его жизни до кораблекрушения. Но тот не стал.

– Ты знаешь, где ты сейчас? – спросил человек.

Вилсон задумался, однако и приблизительно не мог представить, на какой земле находилось это поселение.

– Это земля выживших, Вилсон. Я не знаю, как зовете ее вы, второе поколение, но мы зовем ее Асхарой.

– Что значит «вы, второе поколение»? – спросил Вилсон. – И что значит «земля выживших»? Выживших после чего?

– После нападения Орды на наш город, – ответил человек. – Меня зовут Ракнерк, и это поселение является последним оплотом первого поколения людей.

***

План побега пришел в голову внезапно. Несмотря на то, что Сайлента и Томаса постоянно нагружали самой «мокрой» работой, за ее выполнением практически не следили. Таких бесплатных рабочих, как они, на корабле было еще всего трое.

Молодая, но не очень привлекательная девушка по имени Энджи попала на корабль, когда тот выплывал из Хандела. Судя по всему, она как-то провинилась, и в качестве наказания должна была отработать простым матросом два плавания – в Ультим и обратно. Она была не очень разговорчивой, но и не загадочной – все основные факты и принципы жизни были, как сказал Томас, написаны у нее на лбу. Ясное дело, Энджи была из бедной семьи, и практически всю свою жизнь провела в Ханделе. Согласно догадкам Томаса, ее мать была проституткой и готовила для дочери подобную судьбу. Скорее всего, когда Энджи отправили к Винкеру Штайнеру, она повела себя не очень приветливо, а в ответ отделалась несколькими ударами от охраны обозленного гоблина. Даже спустя столько дней, еще не все синяки сошли с ее лица, оставив напоминания о том, почему она сюда попала.

Еще одним наказанным был высокий мужчина лет тридцати с лишним, который, как подумалось Томасу, был вором. Это был грубый тип, постоянно сующий свой длинный нос в чужие дела. Дейв все время хотел быть в курсе всех происходящих событий. И, поэтому, меньше всего ему нравился Томас, который, как и прежде, не особо распространялся о себе, своей жизни и планах на будущее.

Третьим «рабом» был дворф, которого звали Иван. Бедолага не только не понимал, за что его отправили в ссылку, но еще и плохо разговаривал как на гоблинском, так и на общем языке. Зачастую о значении его слов можно было только догадываться – его речь была смесью человеческого языка и южного наречия дворфов. Сам Иван гордо называл это «дворфийским языком», которого официально вообще уже давно не существовало.

Иван был самым приятным братом по несчастью. Он никогда не говорил, сколько ему лет, но судя по его историям, ему было за тридцать. Дворф хвастался своими немыслимыми приключениями, которые Томас называл выдуманной ерундой, но объяснить, как он попал в плен к Винкеру и Дефиасам, не мог или не хотел. Он лишь говорил, что с ним и его семьей случилось несчастье. Каждый раз после этой фразы дворф делал грустное, полное горя выражение лица, которое сменялось на обычное бодрое уже спустя пару минут. Как и Сайлент с Томасом, Иван не знал, сколько плаваний ему предстояло пережить на этом корабле. Им троим никто и ничего не говорил.

Сайлент обратил внимание на то, что его и Ивана загружали меньше всего. В то время, как Томас, Энджи и Дейв работали без перерыва, несмотря на погоду или наступление ночи, они оба практически ничего не делали. Когда Сайлент покидал на время положенное место и ходил на нижнюю палубу к Томасу, гоблин не придавал этому значения, иногда выкрикивая что-то вроде:

– Чтоб за сегодня все успел!

Но когда Томас делал хоть один шаг в сторону, он получал не только крики, полные ругательств и оскорблений, а еще и вполне реальные наказания, вроде работы без перерыва, или сна прямо на палубе, а не в каюте для матросов. Чернокнижника такое неравноправие жутко злило, но самая первая речь гоблина все же заставляла его держать гнев при себе и выплескивать его на своих же коллег. Постоянно опечаленную Энджи довести до слез не составляло большого труда, Томас занимался этим постоянно, когда был не в духе. Что касается Дейва, тот вообще старался обходить злобного блондина стороной, обрушивая свою бесконечную болтовню опять же на Энджи. Иногда Сайлент даже побаивался, не выпрыгнет ли она однажды за борт, доведенная до отчаяния постоянными насмешками, ругательствами и домогательствами со стороны гоблинов.

Они с Иваном, как правило, работали вдвоем на верхней палубе корабля, каждый день начищая до блеска и без того ужасающе чистый деревянный пол. По какой-то причине, их поселили в отдельной каюте. Там было тесно, особо разгуляться было негде, но зато они были вдвоем, в то время, как Томас и Дейв разделяли ночной сон с еще десятью-пятнадцатью наемными рабочими, среди которых были и не самые приятные образцы.

Такое разделение было более чем странным, и никак не объяснялось. Все, что Сайлент и Иван могли делать – наслаждаться полученными условиями. Ну а Томасу и остальным ничего не оставалось, кроме как довольствоваться тем, что было.

К удивлению Сайлента, идея побега пришла не к Томасу, и даже не к нему самому. Первый, кто заговорил о том, что нужно было убираться с корабля – Иван. В один из вечеров, счет которым они уже успели потерять, когда Сайлент собрался спать, из полудрема его вывел голос, который просто невозможно было не узнать:

– Сайлент, ты спыш? – тихо, насколько вообще тихо мог говорить дворф, позвал его Иван.

– Нет пока, – Сайлент повернулся к кровати дворфа. В комнате было темно, на корабле матросам не разрешали палить свечи во избежание пожара.

Сайлент начертил несложную руну, и его руки стали излучать неяркий желтый свет. Магией пользоваться гоблины тоже запрещали, но здесь вряд ли кто-то мог заметить такой тусклый свет. Дворф сидел на кровати, свесив ноги, и болтая ими как маленький ребенок. Его взгляд выражал крайнее беспокойство.