Дмитрий Емец - Ладья света

Мастерство изготовителя фигур было изумительным. Им владела ненависть, доведенная своим накалом до чего-то похожего на любовь, но обратного ей. Не знай Ирка, что Бэтла, живая и невредимая, стоит рядом с ней, она вполне поверила бы, что та лежит в гробу.

— Очень трогательно! Теперь я хотя бы знаю, как буду выглядеть мертвой! Остальные этого счастья, думаю, лишены! через силу улыбаясь, сказала Гелата

Валькирия воскрешающего колья была первой, кто смог шутить. Кроме того, Гелата продолжала гладить кота, решившего болтаться у нес на нагруднике до ближайшего четвергового дождика

— Чур-чур! Дурной знак! Кто видит дерево постучать? — суеверно воскликнула Ильга и, не найдя поблизости дерева, принялась плевать через плечо прямо на стоявшего за ней оруженосца

— Ерунда! Не делай этого! — поморщилась Ламина.

— Что — ерунда?

— Если бы существовали дурные приметы и если бы они действительно работали, мрак давно отправил бы всех суккубов рассыпать в кафешках соль или высвистывать деньги в метро! Вообрази! Соль, рассыпанная в десяти тысячах московских кафешек — и город с треском проваливается! Но раз этого не происходит — значит, и приметам нет смысла верить!

— Тебе хорошо говорить, светлая! Тебя-то в гробу нет! — едко сказала Радулга.

— Перестаньте! Не ссорьтесь! — Фулона перевернула свою куклу-двойника. Под куклой обнаружился узкий конверт, который валькирия, опасаясь нарваться па атакующую магию, вскрыла наконечником золотого копья

— Вот оно! Место и время очередных Запретных боёв. И скоро: уже во вторник. — сказала она тихо.

— Где?

— Тут только координаты.

Алик достал планшет и стал смотреть по карте.

— Сургут. Точнее, окрестности Сургута ближе к Нефтеюганску. Кто-нибудь когда-нибудь летал в Сургут?

— Судя по самодовольному тону, ты летал. — сказала Ламина.

Алик покраснел:

— Когда зимой смотришь с самолета, там повсюду круглые болотца, похожие на ледяные спирали Их очень много. И между ними лес.

— Да, легко найти уединенное место! А вдруг его поменяют в последний момент? — предположила Хола.

— Не поменяют, — сказала Фулона.

— Почему? Обычно можно узнать только в последний момент! А сейчас? Из-за этого цирка с гробами, что ли, не поменяют?

— В этот раз Лигулу выгодно, чтобы бои состоялись. Он надеется покончить с валькириями. Поэтому потребность в конспирации отпала. Стражи мрака хорошо улавливают нюансы. Оттого и цирк с гробами, да, — объяснила Фулона.

Вернув куклу на место, она оттолкнула гроб от берега. Гроб выплыл на середину реки, покачался на волнах, решая, что ему делать дальше, и, развернувшись, несколько наискось поплыл по течению.

Лживых слов не бывает. Есть слова, демонстрирующие видоизмененность или искаженность моего собственного сознания. Если я называю белое черным, то это свидетельствует лишь о том, что либо я по какой-то причине хочу, чтобы белое было черным, либо мне это выгодно, либо у меня испорченные глаза, либо я элементарно не различаю цветов.

Эссиорх

Когда у москвичей иссякает фантазия или они не желают напрягать извилины, они встречаются либо у памятника Пушкину, либо на «Чеховской». Именно там и пересеклись на следующий день два «мегабайта» — МБуслаев и МБагров.

Мегабайт Буслаев возвращался из университета после промежуточного зачета по предмету, суть которого на всем факультете понимал один только его преподаватель.

Мегабайт Багров возвращался… а ниоткуда он не возвращался. Он с утра шатался по центру, где пытался гонять суккубов. Но, увы, суккубы совсем его не боялись, безошибочно улавливая слабость натуры и ее падкость на женский пол. Они принимали вид то амурных девиц, то хохочущих студенток, то каких-то мопсов со стрекозиными крыльями, на которых без шизы и не посмотришь. Один из суккубов заставил Багрова долго гоняться за ним между гаражами. У суккуба были стройные девичьи ножки, узкая спина и длинные волосы. На бегу он верещал и, заламывая руки, призывал окружающих спасти его молодую жизнь. Багров, несущийся за ним с палашом, догадывался, что выглядит сейчас как Фредди Крюгер, настигающий очередную жертву. Когда же Матвей все же загнал суккуба в тупик, суккуб повернулся, и Багров увидел старое бородатое лицо и сверкающие на переносице крошечные очочки, похожие на пенсне Берии.

От неожиданности Матвей застыл с занесенным палашом. Суккуб расхохотался и растаял, окутав Багрова облаком поддельных духов. На Матвея потом с ужасом оглядывались в метро, а одна девушка демонстративно перешла в другой вагон.

Последние полчаса, оставшиеся до встречи с Мефом, Багров стоял на краю тоннеля, где был сильный сквозняк и проветривал себя. На душе у него было суккубно. Матвей думал, что вот Ирка любит его, Багрова. Он, Багров, любит Ирку и себя. Будто не измена, но вполне себе такой любовный треугольник.

— Привет! — сказал Мефодий, возникая непонятно откуда. Он был очень стремителен и пластичен в движениях.

— Ты опоздал, — сказал Багров.

Мефодий не поленился дойти до платформы и посмотреть на часы:

— Ну ты прям как Фулона! Я опоздал на тридцать две секунды!

Багров снисходительно кивнул:

— Хорошо хоть, признаешь сам факт опоздания! Hу, чего тебе было нужно?

Мефодий втянул носом воздух.

— Может, поднимемся в город? Не люблю метро… Тут запах какой-то! Меня сейчас вырвет!

Матвей быстро взглянул на него, однако лицо Буслаева не выражало ничего, кроме усталости от зачета.

— А чем воняет то?

— Не знаю. Словно крыса сдохла, а кому-то было лень ее хоронить, и он залил ее мылом с ароматами.

— Умеешь создавать образы! Хвалю! — одобрил Багров, и они поднялись в город.

У турникетов крохотная контролерша с упорством бульдога повисла на подвыпившем двухметровом строителе, который со словами «Да что ж ты свистишь все время, милая ты моя?» легко подхватил ее на руки и понес к эскалатору. Молодая контролерша от неожиданности забыла свистеть и, распахнув глаза, жадно смотрела сверху на открывшиеся ей горизонты.

— Так образовалась еще одна российская семья! — сказал Буслаев. — Кстати, про метро! Интересно, Чехова пустили бы без проездного, перенеси мы его сюда на машине времени? «Вы что, ребята, это станция имени меня!» — «Топай, топай! Пушкин вот на «Пушкинской» по турникету ногой шарахнул — до сих пор в кутузке сидит!»

— Не смешно, — сказал Багров, стараясь держаться к Мефодию с подветренной стороны.

— Я смешу не тебя. Я смешу себя. Это и есть высший пилотаж юмора, когда одна и та же шутка вызывает у одних смех, а у других слезы. — возразил Буслаев. — Вот наконец спокойное место! Расскажи мне про Джафа!

Багров, никак не ожидавший этой просьбы, вздрогнул. Это было настолько очевидно, что не утаилось от Мефодия: