Сергей Петренко - Апрель. Книга первая

— У нас Городе так не делают…

— Ну да, — откликнулась Филька. — У вас в Городе с летучками бегают с холма. А у нас на них летают. Иногда — вверх тормашками. — Она вынула из кармана какую-то хитрую штуковину величиной с ладонь — металлическую дужку, к концам которой была прикреплена катушка с намотанной бечёвкой. Один конец бечёвки, с крошечным карабином на нём, Филька прицепила к вделанному в середине доски кольцу. Встав на летучку, Филька размотала бечёвку, пока та не натянулась.

— Вот так на ней можно летать стоя, и хоть кувыркайся — она никуда из-под тебя не денется. Готово. Держи.

Я решил, будто она мне предлагает. Сердце ёкнуло — она что, думает, я туда прыгну?!

— Аль, я недолго, — шепнул Нимо. Стремительно шагнул на летучку — и исчез, метнулся в туман, легко и бесшумно, словно солнечный зайчик.

— Нимо… — Я подбежал к краю. Колени тряслись.

— Не дури. — Филька дёрнула меня за локоть. — Ничего с ним не сделается. Ему даже и летучка бы эта на фиг сдалась, он же тут всех летать учил. Уже тогда почти не видел ничего. Просто не хочет, чтоб малышня завидовала и сама без летучки сигать пробовала. Счас, окунётся в туман, воздухом ущелий подышит — и назад. Соскучился…

Увидев однажды закат в Авалиндэ — навсегда потеряешь покой, жить не захочется без того, чтобы возвращаться снова и снова в эту страну среди гор, Страну Облаков и Туманов, Авалиндэ — назвал её кто-то на древнем и почти позабытом языке Островов. Недаром она восхитила скитальцев бездомных — у них, на утраченной родине, таких не видали чудес, и лишь красота Авалиндэ, зыбкая, нежная, небесная — хоть как-то могла утишить боль потерь…

Все старики и кое-кто из детей собрались в Островерхом доме — самом большом доме Бродяг, который, как говорят, не поднимался в небо уже лет сто. Островерхий дом, полтора века назад перестроенный из разбившейся на Костяном хребте «Плясуньи», с великим риском провёл в Авалиндэ последний из островных корабельных мастеров Риммин.

Взрослых было мало — не так легко созвать добытчиков из разных уголков земли.

Вначале была Песня. Её пели и старики и дети на древнем языке Островов. Нимо потом рассказал, о чём в ней пелось.

— Я сам плохо понимаю этот язык. Только самые основные слова. Да и Бродяги тоже… Многие поют, зная только смысл фраз. А сами составить из слов новую историю уже не сумеют. Боюсь… — Он потупился. — Из тех, кого я знаю, хорошо владеет древним языком один Троготт… Правда, и Ниньо успел что-то выучить…

— Нимо… а почему ты именно здесь немного видишь?

— Точно не знаю. Троготт, может, и разгадал бы, но я не хочу ему говорить. Порень думает, дело в свойствах света, отражённого от мириад капелек воды. Или в сочетании этих свойств с высотой. Может, я так сильно полюбил эту долину, запомнил её тогда, в самый первый раз… а сейчас сила этих образов как-то «включает» зрение…

Внезапно все люди в доме встали. Встал и Нимо, потянув меня. Я испугался чего-то. Выступил вперёд Порень.

— Не будем долго говорить. Нашего Нимо вы все знаете. Теперь он привёл к нам своего… друга. Его имя — Альт. Он пока юн и неопытен, но по крови он — истинный алвэ и слышит голос Воздуха. Мы передадим ему знания, посвятим его в наши чаяния, ибо он — последний ветряной маг, и других, наверное, не будет, а Дар лебеа им не может быть принят, раз мы так и не сумели найти замену стэнции…

Кажется, я не дышал. Что творится?! Они думают, что я — маг? А я — ничего не знаю, ничего не умею… Нимо! Нимо…

Он сжал мою ладонь и как-то очень озорно улыбнулся. Порень обращался уже ко мне:

— Никто из нас не потребует от тебя ничего такого, чего ты сам не пожелаешь сделать, Альт. Так было всегда — ветряные маги неподвластны воле людей, они — с Небом. Мы можем лишь дать тебе то, чем владеем, и надеяться, что ты распорядишься этим славно. Послушай нас. Мечтаем мы только об одном — вернуться на Острова, если от них остался хотя бы крошечный кусочек суши, пригодный для жизни. К сожалению, даже дивный Нимо не сможет провести остатки кораблей один. Лететь нужно много дней и ночей. Нужно много сил. Но если ты не решишься, мы не упрекнём тебя даже в мыслях. Последний ветряной маг Альт всегда будет нашим другом.

Брэндли родился через полтора года после Смертной Засухи, когда пропадали родники и ручьи, на Болотах исчезли комары, люди и водяники со страхом провожали глазами раскалённое солнце, тускло-красное от повисшей в воздухе пыли и пепла от пожаров. Тогда ночами было жарче, чем в летние дни других лет. Погибала пшеница, фруктовые деревья, уже в июне зелень холмов потускнела, а в июле листва на деревьях пожухла, травы стали сухими, изжёлта-серыми. А зной и засуха не думали кончаться.

Чёрный Гнилень на личном Его Величества корабле прибыл в Скальную Столицу для совещаний.

Возвратился недовольным.

— Делами заправляют бездельники и жульё. Они пытаются за счёт казны обстряпать свои делишки. Никто не захотел опустошить собственные сундуки с сокровищами, зато каждый знает, что нужно сделать на деньги других.

— Так что же они хотели от тебя, хозяин? — спрашивал распорядитель Дома на Буграх Хребетник.

— А чего они могли хотеть? Думали, я скажу тайное слово, наполнятся русла, закипят родники… Два часа я втолковывал этим безмозглым, что призвать воду можно, когда она есть! Так они захотели — ты поверишь?! — направить солёную воду Океана вспять, в пересохшие русла. Ещё два часа я объяснял им, что станется с их полями после этого… даже если бы я был властен над Океаном — но я не властен… Тогда они решили, что с меня не будет толку, и выпроводили восвояси, только уже не на королевском корабле, а предложив добираться, как знаю… Толстосумы, небось, решили, что я тайно торгую водой и наживаюсь на засухе.

— Что же мы будем делать, хозяин?

— Я знаю, что я буду делать. Мне не нужен король с его Советом, теперь и я им не нужен, мы свободны друг от друга, так сказать. Передай Скоре, пусть соберет мою путевую суму, да чтоб не болтал лишнего никто! Я отправлюсь к ведьмам.

Хребетник прижал ладони к щекам, выпучил глаза:

— Их так давно не видели у Болот, хозяин! Как же…

— Это моё дело! — Гнилень потемнел лицом — сам распорядитель его таким не видел… лет полста. Недаром, значит, старейшего Хлюпастого прозвали «Чёрным».

…За границей Болот Гнилень вышел на дорогу. Широкая, торная — и пустая. Обезлюдевшими казались деревни, мужики подались кто куда — добывать пропитание. Охотой — в леса, рыбачить — к морю, разбоем — ближе к городам.

Гнилень семь раз заходил во дворы, пока не нашёл нужное. Хозяйка, измождённая голодом и жаждой, ждала смерть. Молодая или старая, не понять; лежала на лавке, еле слышно бормоча. Двое детей — близнецы лет десяти, мальчик и девочка, — прятались в углу, таращили на гостя глазищи.