Станислав Соболев - В поисках Велиаса

— Мертв? — крикнул с горы Вериан, положив клинок обратно в ножны.

— Да, милорд, — принюхавшись, ответило ему одно из существ человеческим голосом. Поймав на себе недоумевающий взгляд собратьев, которые планировали уже спокойно пообедать мертвым Горычевым, он пожал плечами и что-то им прорычал. Смутившись, несколько ближайших прорычало что-то в ответ, но от прямого приказа отказаться они не могли. Взмыв крыльями, стая вскоре покинула поле боя, открывая учиненный ими хаос. Повсюду виднелись окровавленные следы, несколько растерзанных тел, мертвые лошади и недоеденный Луксор.

Лениво осмотревшись и найдя взглядом мертвую лошадь Луксора, Вериан спешно отцепил сумку с важным, стратегическим запасом праха. Окинув на прощание поле боя взглядом, он исчез в появившемся из-под песка столпе пламени.

С момента атаки прошло несколько часов. Постепенно покрываясь слоем песка и сливаясь с местным пейзажем, едва живой и периодически подергивающийся от боли Иван по-прежнему лежал у подножия бархана. Каждый удар редко бьющегося сердца разносился эхом по всему телу. Словно защищая хозяина от невыносимой боли, тело никак не хотело дать ему проснуться. Наконец, когда солнце почти скрылось за горизонтом, и пустынный жар сменился легким, прохладным бризом, он начал приходить в себя.

Поддерживая глаз в закрытом состоянии и тяжело дыша, Горычев все же поднялся на ноги. Его рука до сих пор прочно сжимала клинок, которым он пытался отбиваться от врага. Не успев даже понять, почему он не может выпустить из руки меч, Иван взвыл от боли. Спина, суставы, конечности — все разом защемило, не давая ему даже подвинуться.

Завалившись на песок, он кашлянул кровью и, опершись рукой, попытался встать. Перед открытым глазом все поплыло, а уже через пару секунд, в рот вновь набежала кровь.

Перевернувшись на спину, он вновь взвыл, но уже не так сильно, как раньше. Боль постепенно стала уходить.

Отдышавшись, он аккуратно дотронулся до пострадавшего глаза. Как оказалось, очень зря. Все, что он ощущал до этого — теперь ему показалось обычной царапиной. Несмотря на корочку из запекшейся крови и песка, успевшей образоваться у него на пострадавшем глазе, боль была просто невыносимой. Секунды растянулись в вечность. Теперь каждая попытка подвинуться сопровождалась новым приступом по всему телу.

Пытаясь терпеть боль, Иван замер. Постепенно, она отошла и, решив, что лучше пока будет не трогать пострадавший глаз, Горычев вновь встал на ноги, засунув клинок в ножны.

Быстро найдя взглядом второй, слегка засыпанный песком, меч, он медленно побрел в его сторону. Нагнувшись над ним, Иван замер. Несмотря на темноту, в нем отчетливо было видно отражение его лица. Как оказалось, глаз вовсе не был закрыт. Из клинка на него смотрел человек с одним нормальным глазом и вторым, бордово-красным, окруженным коркой. В центре красного глазного яблока красовалась маленькая, черная точка. Видимо, это был его зрачок, пытающийся пробиться через плотные слои полопавшихся сосудов.

Наморщив лоб и вернув клинок на историческую родину, в ножны, Горычев забрался на бархан. Кровь и останки уже почти не было видно под песком, а растерзанные лошади лежали неподалеку в куче. Видимо, мантикоры побросали их вместе, дабы позже придаться трапезе. Возможно, они пытались сбежать, едва всадники покинули их, но также тщетно, как и сами же всадники.

Сглотнув и заметив Зезету с выпотрошенным брюхом, Иван подошел к куче. Глаза верной лошади все еще были открыты и иссушены полностью от блуждающих по пустыне ветров.

Опустив ей веки и потрепав гриву, Горычев вновь огляделся. Тело Луксора было теперь похоже на вскрытые консервы. Когда-то блестящие, стальные доспехи на его растерзанном теле были изодраны практически в клочья. До такой степени, что туда спокойно бы поместилась лапа одного из этих странных существ. Почти все внутренности были выедены, а останки теперь разлагались в суровом пустынном климате.

От Вериана и вовсе не было видно даже следов. Решив, что его тело утащили с собой мантикоры, Горычев вытащил из кармана карту. Не имея ни малейшего представления, где именно он находится, ему оставалось лишь надеяться на благоговение удачи. Судя по карте, со всех сторон пустыню окружал лес, а примерно посередине проходила горная цепь, к ущелью которой изначально продвигалась команда.

Взвесив все за и против, Иван все же направился вглубь пустыни. В любом случае, продолжать путь было бы разумнее, чем остаться на месте или пытаться искать дорогу обратно. Да и сама перспектива получить потом письмо в виде "ха-ха, я так и знал, что ты не справишься!" не особо радовала пострадавшего Горычева.

Через несколько часов пути глаз вновь дал о себе знать. Только вместо боли, теперь он сбивал с толку Ивана, полностью окрашивая в красный цвет окружающий мир. За свое детство он привык периодически видеть красный мир, но в основном это проявлялось при эмоциональных перепадах. Сейчас же, мир словно сам выбирал, когда ему удобнее стать красным.

Неожиданно, в красной части мира промелькнула картинка. Вдалеке, среди песчаных барханов, спрятался небольшой оазис. Помотав головой и попытавшись взглянуть в том же направлении одним только здоровым, Иван слегка опешил. Здоровый глаз не хотел видеть ровным счетом ничего там, где красный увидел спасительный участок песчаных просторов. С несколько секунд подумав, стоит ли ему полагаться на больную часть тела или нет в выборе маршрута, Горычев все же направился в сторону оазиса. Терять все равно уже было нечего, а если глаз прав, то шансы успешно добраться до Самаркегана хоть как-то, да возросли бы.

Бредя в гордом одиночестве по холодному, ночному песку, Иван вдруг заметил, что картинка перестает быть красной. Больной глаз, оказавший ему огромную услугу в обнаружении спасительного водоема, вновь захлопнулся, не желая слушаться хозяина.

Решив не отвлекаться на эту проблему, Горычев ускорил шаг и уже вскоре его ноги ступили на мягкий, зеленый, травяной покров, окружающий собой небольшой пруд. Завалившись на колени и прильнув к воде, он вдоволь напился и умыл лицо. В воде отражение было видно куда лучше, чем в клинке и ему, наконец, удалось полностью рассмотреть весь масштаб трагедии. За минут пятнадцать, что прошли с момента, как глаз захлопнулся — между веками уже успела образоваться корка, никак не желающая поддаваться ни воде, ни ногтям.

Попив еще немного, Иван снял плащ и укутался им, словно одеялом. Закинув руки за голову, он устремил взгляд в небо. На темном, как сама ночь, небосводе высыпали яркие, холодные звезды. Изрядно успев устать за время пути, периодически перебиваемого болью в суставах и глазу, он вскоре мирно засопел. Отдохнуть перед предстоящей дорогой сейчас казалось лучшим, что могла предложить пустыня в лице одного маленького, но столь дорогого Горычеву оазиса.