Николай Романецкий - Везунчик

Ее продолжало трясти.

— Не уходи! Боюсь!

Я приложил руки к холодным щекам:

— Теперь нечего бояться, малышка. Ты не одна, и я никому не дам тебя в обиду! Просто лежи. Помнишь, как мы однажды провалялись битых два часа, всего лишь глядя в глаза друг другу. Ты потом даже заплакала.

— Помню. — Катины глаза наполнились слезами, но это не были слезы горя. — Я заплакала от счастья, от того, что ты так хорошо меня понял.

Мы еще некоторое время поворковали, вспоминая те или иные случаи, происходившие с нами до… всего. Постепенно дрожь перестала сотрясать Катино тело.

— Иди. Я перестала бояться. И, кажется, хочу есть.

Я вновь укрыл ее одеялом. Вышел на кухню. Закончил приготовление ужина. А когда вернулся, она спала.

Будить ее я не стал. Поужинал в одиночестве. Мысли текли легко и быстро. В душу мою возвращалась решимость. Ведь ничего еще не закончилось. И Катя в определенном смысле стала мне обузой.

Я спрятал остатки ужина в холодильник, спустился на улицу, протопал три перекрестка, зашел в уличный таксофон на углу четвертого, набрал номер.

Инга оказалась дома.

— Алло!

— Молчи, — сказал я. — И не вздумай завтра выхолить на работу. Ты заболела! — И повесил трубку.

Потом на всякий случай прошел еще пару кварталов и вновь вошел в таксофонную будку. Набрал выуженный у Инги номер.

Раскатов ответил после второго гудка.

— Это Арчи Гудвин, — сказал я. — Мне стало известно, что вы заинтересовались некими шкатулками, которые достались по наследству от доктора Виталия Марголина некоему частному детективу.

Он попытался что-то вякнуть в ответ, но я его не слушал.

— Завтра в одиннадцать я буду с ними в офисе на Семнадцатой линии при условии, что вы не устроите там засаду.

Я знал, что меньше всего надо опасаться засады, но Пал Ваныч не должен был догадаться об этом знании. Для него я должен выглядеть загнанным зверем.

— Если вы попытаетесь что-либо предпринять, у меня на всякий случай имеется страховка.

В трубке раздалось неясное бормотание — похоже, Пал Ваныч, прикрыв ладонью микрофон, отдавал приказы.

Я повесил трубку и вышел из будки.

Утром я разбудил Катю, покормил в постели завтраком. Когда она поела, я вогнал ей в плечо шприц-тюбик с лошадиной дозой снотворного, приобретенный вечером в ближайшей аптеке, и укрыл одеялом.

На Семнадцатую линию я поехал общественным транспортом. И в половине одиннадцатого оказался возле офиса.

— Кто? — спросил говорящий замок голосом Пал Ваныча, когда я нажал кнопку у дверей.

— Арчи Гудвин.

Замок щелкнул.

Я шагнул внутрь, отклеил бороду, бросил в сумку.

В офисе сегодня никого не было — ни охранника у дверей, ни секретарши перед кабинетом. Поливанову-Раскатову не нужны были лишние свидетели. Мне — тоже…

Я перекинул сумку в левую руку, достал из кобуры «етоич»и постучал рукояткой в дверь кабинета.

— Входите, Арчи Гудвин!

Я снял пистолет с предохранителя, привел мышцы в боевую форму и распахнул дверь.

В лицо мне смотрел маленький черный зрачок, предвестник мгновенной смерти.

— Бросайте оружие, Арчи Гудвин!

Раскатов, как я и ожидал, был один.

Мы стояли друг против друга, готовые нажать на спусковые скобы и продырявить друг другу мозги. Ситуация патовая… Я бы на его месте притаился за дверью, но он был слишком самоуверен для этого. Еще бы — весь последний год ему везло!..

— Бросайте оружие, Метальников!

— Я без шкатулок, господин хороший!

Он мгновенно оценил ситуацию — убивать меня становилось бессмысленно.

— Какого же черта вы приперлись?!

— На рандеву, Пал Ваныч, на переговоры, с вашего позволения… Но вести их под дулом пистолета я не намерен. Так что бросайте оружие вы! Мне терять нечего!

Он опять просчитал ситуацию.

— Вы без шкатулок, а я без денег. — Он аккуратно положил пистолет на стол. Шкатулки ему были нужнее, чем мне деньги. Поэтому он и должен был рисковать.

— Отойдите в угол!

Он послушно, не делая резких движений, переменил позицию.

Я поставил сумку на пол, приблизился к столу, взял за ствол хозяйское оружие, открыл один за другим ящики.

Денег и в самом деле не было. С его точки зрения, ситуация по-прежнему оставалась патовой, если бы не одно обстоятельство, о котором, по его мнению, я и не догадывался.

Ногой я отодвинул от стола кресло для посетителей, сел.

— Поговорим? Кстати, можете сесть.

Он усмехнулся, вернулся за стол. Но остался стоять.

— Раз шкатулок нет, разговаривать не о чем! Вы только отнимаете у меня время.

— Да, время начальника питерского РУБОПа дорого стоит! — Я достал сигареты, закурил. — Садитесь, поговорим. Шкатулки со мной. По крайней мере одна. Я сблефовал. Садитесь, только руки держите на столе.

Он сел:

— Покажите!

Я подтянул ногой сумку, поставил на колени, расстегнул «молнию», показал уголок хрустального ларца, подаренного мне женой «марсианина».

— Шустрый молодой человек! — Раскатов выдержал удар с достоинством.

— Ваша наука, дорогой Пал Ваныч! А я всегда был неплохим учеником.

Он опять усмехнулся:

— Представьте, мне было известно, что вы живы. И что рано или поздно придете, я тоже знал. — Ему казалось, будто он отвечает ударом на удар, но я не стал усмехаться: главный удар еще был впереди.

— О том, что я жив, вам сказала Альбина Паутова. Разумеется, вы отыскали ее после моих отчетов…

Он не вздрогнул. Лишь прошипел сквозь зубы:

— Оказывается, вы немало знаете…

— О том, что вы отыскали Паутову, я не знаю, а только догадываюсь. Зато знаю много чего иного. Я прочел дневник Марголина.

— Этот идиот и дневник писал?

— Еще как писал! Там изображены все ваши совместные похождения. И я этот дневник нашел!

— Шустрый молодой человек, — повторил Раскатов. — Увы, от многих знаний многие печали. Репортер Бакланов уже имел возможность убедиться в этом. Только не говорите мне, что вы с ним не встречались и не просили о помощи!

Я смерил его взглядом:

— Тюрьма по вас плачет, господин генерал…

Раскатов хмыкнул:

— Она по мне еще сто лет плакать будет. Доказать-то вам ничего не удастся. Дневник Марголина — это сюжет фантастического рассказа. Марголин собирался написать такой, рассказывал мне как-то. Сам Виталий мертв, Альбина Паутова будет молчать. Ну а вам, дорогой мой, просто никто не поверит. Скорее уж в психушку снарядят…

— Тут вы правы…

— А я очень редко бываю не прав. — Он хотел сложить руки на груди, но мой пистолет легонько дернулся, и руки неторопливо вернулись на стол, легли, чуть подрагивая. Все-таки Раскатов нервничал — даже зная то, о чем не должен был догадываться я…

— Наверное, вы и в самом деле редко ошибались, коли доросли до такой должности… Но Альбину Паутову вам надо было убрать.