Карина Дёмина - Владетель Ниффльхейма

А пусть и так.

— Драугр ближе, — тихо сказала Снот. — И если он успеет раньше моря, то море будет не нужно…

Толкнуть иглу. Поймать иглу. Протянуть ко второй половине. И снова толкнуть.

Боль — это просто боль.

— Спеш-ш-ши, спеш-ши! — кошачья лапа вспорола вены на запястье, и из царапин хлынули вишневые потоки, скрепляя раны корабля.

Юля сжала зубы. Быстрей. Шов за швом. Сантиметр за сантиметром. Она успеет… во что бы то ни стало — успеет.

— Ты желаешь успеть, во что бы то ни стало? — рокот Нагльфара поднимал доски на палубе, и с лязгом падали они на прежние места. — Пусть ветры разрушают храмы, и пенистые волны волкам подобны гложут корабли? Пусть хлеб гниет, деревья на корню склоняются пред бурей? Пусть крепости на стражу роняют камни? Изменив себе, земля изничтожает семена…

— Да, — ответила Юля, обрывая очередную прядь. И кровь, покрывавшая пальцы, словно тончайшие перчатки, уже не мешала.

— Тогда успеешь.

Нагльфар повернулся туда, куда глядела Снот, и, вдохнув весь воздух, который только смог, выпустил зеленый шар пламени. Зашипело. Брызнуло раскаленным гранитом. Запахло паленой костью, и гулким стоном земля отозвалась.

— Мой враг! Да будешь ты повержен!

— Идиот! — рявкнула Снот и рухнула на палубу, растопырив лапы. — Падайте!

Захрустел хребет, изгибаясь. И края раны на миг сомкнулись. Юленька успела протолкнуть иглу, запечатывая еще один шов. Оставалось много.

Ничего. Как-нибудь.

Хрустел гранит. Нагльфар, упираясь веслами в камень, толкал себя вперед. К морю?

Нет, к синей тени, что неслась навстречу. Она проскочила сквозь пламя и осталась цела.

— Падай!

— Я сокрушу тебя! — Нагльфар полз, неуклюже извиваясь всем телом, словно огромный змей с переломанным позвоночником. Плясала палуба. Доски вздыбливались, но держались. Опускались и поднимались весла, ловя несуществующую волну.

Юля упала. Упираясь локтями и коленями, она поползла к трещине, к самому краю и потом через край, повиснув над разломом.

Шить. Быстрее. Не жалея рук, и нитей-волос не жалея.

Отрастут. Потом.

Море близко. Юля слышит сладкий голос волн. И видит пену, остатки кораблей, которые море швыряет в синешкурого врага. Видит ржавые цепи, что взмывают над водой, словно щупальца чудовищных кальмаров. И падают, чтобы на следующей волне вновь вылететь. Видит мечи, щиты и кольчуги, покрытые известью и оттого белые, костяные. С костяным же хрустом ломаются они под напором воды.

Шить!

Быстрей!

— На весло налегай! Не дай ему…

Юля сделала последний стежок, и Нагльфар, зарычав, поднялся на дыбы. Мачта почти упала на палубу, парус с шелестом распахнулся, накрывая всех.

Истошный, нечеловеческий вой заставил Юлю заткнуть уши.

Брунмиги крепко отстал. Сначала он еще пытался поспевать за драугром, но быстро утомился. И отдышка появилась.

Остановился Брунмиги среди разбитых тролльих голов, осколки которых уже пустили корни, а некоторые так и выкинули малахитовые побеги цветов. Пройдет годик-другой и каменные чаши раскроются. Будут стоять они долго, собирая драгоценную воду, размачивая желтые, осклизлые зерна. Под весом их, разбухших от воды, сломаются стебли, и покатятся по равнине уже не цветы — шары драгоценные, переливчатые. Прежде-то находились ловкачи, которые продавали за драконьи яйца, хотя ж истинно драконьи побольше раза два, да из себя не гладкие, а в мелкой чешуе. И носик у них остренький, а зад, напротив, округлый, тяжелый. Троллий же камень со всех сторонок ровный, только там, где ножка цветка крепилась — белое пятнышко остается.

Брунмиги вздохнул и, снявши шлем, потер лоб.

Нет, не дозреют цветы малахитника. Нету у мира сил родить. И не будет, потому как летит к мертвому кораблю синяя стрела-драугра, спешит, море обгоняя.

И обгонит.

Море-то медлительное, почти как Брунмиги. А корабль близехонько.

Вот извернулся он, сползая с гранитного ложа. Ударился грудью о дно и выдержал. Лишь весла взметнулись волной, и волной же опали. Выгнулась шея драконья, раскрылась пасть и выдохнула мертвое пламя.

Только мертвецу в нем не сгореть.

Прокатился огненный шар по долине, разлетаясь душными клочьями. И поникли крайние цветы, самые крупные, самые спелые. Лопались они, выбрасывая недозревшее семя, а оно сгорало, до земли не долетев.

Жалко!

Страшно.

Коснулось пламя и Брунмиги. Сплавило кольца кольчужные в панцирь, выжгло волосы и заглянуло в глаза, но отступило… Крик Нагльфара оглушал.

— Стой! — закричал Брунмиги и, отбросив щит, кинулся к драугру. — Стой же!

Он побежал изо всех сил, кроша обломки стеблей и мертвые лепестки малахитника, перепрыгивая через куски камня и норовя догнать ускользающий поводок.

Не успеет!

Брунмиги выхватил флягу, снял крышку и, отхлебнув крови, снова закричал:

— Стой! Нельзя!

И драугр услышал. Он остановился, упав на все четыре лапы.

— Стой! Ко мне! Ко мне иди… — Брунмиги плеснул из фляги на руки, на лицо. — Кровь! Вот кровь! Дай им уйти. Слышишь?

Вывернув шею, драугр зашипел. И в этом звуке слышалось предупреждение.

— Ко мне, — повторил Брунмиги, чувствуя, как пересыхает в горле. — Иди ко мне… а то больно будет.

Нагльфар, извиваясь, полз. Тень его, опережая хозяина, накрывала землю, она стремилась к мертвецу едва ли не быстрее ветра. И драугр отступил.

Он приподнялся на раскоряченных задних лапах, уже утративших всякое сходство с человечьими ногами, и выгнулся, оценивая нового соперника.

И шипение переросло в свист, который мог бы показаться жалобным. И вправду грозен Нагльфар. Острый киль взрезал камни, что нож масло. И быстрее, быстрее становилось скольжение. Крыльями уже летали весла. В широко распахнутой пасти клокотало пламя.

— Сюда… ко мне… — Брунмиги, пригнувшись, кинулся к драугру, ухватил за поводок и дернул, едва не опрокинув на спину. В последний миг нежить перевернулась и приземлилась по-кошачьи, на четыре ноги. Верхняя губа драугра поднялась, оголив бесцветные десны с кривыми зубами, которые уже успели почернеть. Кончик языка просунулся меж клыков, и на нем повисла капля слюны.

— Ну что ты… ну посмотри, какой он огромный. Тебе не справится.

— Справится, — возразил драугр, лапой накрывая поводок.

— Он тебя убьет.

— Убьет.

— На вот лучше. Крови много. Хватит.

Брунмиги потряс флягой.

— Идем же. Идем. Налью тебе. Хороший…

Не шелохнулся мертвец. Сухие губы облизал и попятился. Он отступал, выпятив зад, и шоркая растертыми ладонями по камню. Натягивался поводок, не оставляя выбора.

Отпустить?

Удержать?

Не выйдет держать. Не хватит силенок. И что тогда?

Взревел Нагльфар, хлыстом огня ударив воздух. И драугр рванулся, но бросился он не на дракона. Брунмиги не успел испугаться. Его ударило по ногам, опрокинуло на спину, а сверху, невыносимо тяжелая, зловонная, навалилась туша драугра. Острые локти твари впились в плечи, колени ее прижали ноги тролля к камню. Грудь ходила ходуном, и трескалась под нажимом ребер кожа, оползая синими гнилыми лоскутами. Сочилась сукровица, капала дождем на лицо Брунмиги.