Галина Романова - Собачья работа

Гордо, расправив плечи и опершись на меч, стоял озаренный сиянием «подорлик», одновременно величественный, прекрасный и внушающий ужас. Несколько шляхтичей во главе с Тодором Хашем топтались подле, глядя на происходящее с суеверным ужасом.

В двух шагах от ног брата Домагоща чернел провал ловчей ямы. На первый взгляд обычная яма для волков, но рядом не виднелось отвалов земли, да и остатков укрытия тоже. Просто отверстие шириной в пять или шесть локтей.

Тихо подобравшись, заглянула внутрь. Он был там.

Уже начавшая убывать луна заглядывала в яму, освещая тело распластавшегося на дне оборотня. Теперь, ярко озаренного бледным светом, его можно было как следует рассмотреть. Звериное поджарое тело покрыто светлой песочной шерстью — был бы человек, сказала бы «русыми волосами». Плечи вполне человеческие, человеческая же, разве что более мощная шея переходила в крепкий загривок, волосы на котором были чуть длиннее. Голова напоминала человеческую — форма черепа почти не изменилась, разве что выдвинулись вперед челюсти. Нет, это не была волчья пасть, скорее уродливое подобие оной. Заостренные уши действительно торчали не на макушке, а по бокам головы, наполовину скрытые в густой шерсти. Задние конечности почти звериные — кроме пальцев, а вот передние так сильно напоминали руки, что лишь густой волос да кривые когти говорили о том, что это все-таки не человек. Хвоста, как я и думала, не было. Зверь упал на здоровый бок, и глубокая рваная рана, оставленная копытом или зубами дейноха — сейчас не разберешь, — стала хорошо заметна на светлой шерсти. Я видела сочащуюся кровью плоть и не могла не удивляться силе и выносливости чудовища.

Оскалившись и прикусив язык, оборотень валялся на дне ловчей ямы, остановившимся взором уставившись на стену и время от времени судорожно вздрагивая всем телом. При этом по шкуре его пробегали странные голубые искорки, с шипением прижигавшие рану. Несмотря на темноту, я хорошо узнала этот взгляд. Смертельно раненные солдаты именно с таким выражением лица просили товарищей: «Добейте!» — и матерились от боли и отчаяния, если никто не хотел выполнить их просьбу.

— Что, любопытно? — Рыцарь встал рядом, заглянул внутрь. — Молодой самец, как я и предсказывал. Нормальный здоровый экземпляр.

— Что вы намерены с ним делать? — услышала я свой голос.

— Дождемся рассвета и как следует расспросим, куда делся Витолд Пустополь, — пожал плечами Тодор Хаш.

Брат Домагощ ничего не ответил, но по тому, как он пожал плечами, стало ясно, что на этого оборотня у него свои планы.

Нам пришлось задержаться на той поляне до рассвета — ждали обратного превращения. Время шло. Луна, даже скрывшись с небосклона, продолжала медленно убывать. Уже завтра щербинка на правой стороне будет заметна всем любопытным, и ни один оборотень не сможет изменить облик.

Всю ночь возле ямы жгли костры — яркий свет должен был помочь оборотню как можно скорее сменить ипостась. Но лично мне казалось, что он только усиливает его мучения. Я не знала этого человека и отдавала себе отчет в том, что, не будь вчера при себе подаренного Коршуном оберега, этот оборотень разорвал бы меня прямо там, над тушей дейноха. Но он не бросился сам и помешал атаковать волкопсам. В то, что причина может быть другой, не очень-то верилось. У этих существ нет понятия «милосердие».

Это было в полнолуние. Мы в то время отступали, потрепанные в двух сражениях подряд. За пехотой с трудом тащился обоз с ранеными, на пятки наступала конница врага. Кругом простиралась местность, по которой уже прокатилась волна боев. Когда впереди показалась небольшая деревенька, командиры приказали сворачивать в ту сторону — погода портилась, и следовало устроить под крышами хотя бы раненых. О мародерстве речи не шло — война в этих местах бушевала уже второй год, с провизией было туго, и скорее изголодавшееся местное население должно было грабить нас, а не мы — их.

Деревня встретила нас настороженно. Десятка полтора местных жителей — в основном старики, женщины и дети — ничего не могли поделать против нескольких сотен усталых, злых, изголодавшихся мужчин и женщин. Мы без зазрения совести заняли несколько избушек, приказав их обитателям потесниться. Все равно в некоторых домах обитало по одному человеку — мы просто уплотнили их на пару дней, пока не окрепнут раненые и пока командиры не решат, что делать и куда двигаться дальше. Во время последнего боя наша часть оторвалась от своих, и мы понятия не имели, в какую сторону двигаться на соединение с королевскими войсками.

А ночью пришел зверь.

Среди ночи из одной избы, где разместили раненых, послышались крики и рычание. Часовые, прибежав, застали жуткую картину: из лежащих здесь полутора десятков человек почти треть была мертва. Оторванные руки и ноги, распоротые животы… Еще трое умирали, истекая кровью от ран, нанесенных клыками и когтями зверя. По словам тех, кто выжил, ночью с чердака спрыгнула какая-то тварь, похожая на поросшего шерстью человека, но со звериной головой, и начала методично убивать всех подряд. Когда кто-то вскрикнул и поднял тревогу, оборотень заметался от одного к другому, а потом схватил тело еще одного солдата и ринулся на чердак.

Сгоряча кто-то полез на чердак за ним, но успел только сунуть голову в отверстие — в следующий миг обезглавленный труп рухнул прямо нам под ноги. Еще через миг упала голова — не отрубленная, а словно оторванная с невиданной силой. Солдаты разрядили в потолок арбалеты, не столько надеясь зацепить тварь, сколько вымещая досаду. Одному повезло — болт не просто пробил доску насквозь, но и зацепил самого оборотня. Тот отчаянно завопил и удрал через чердачное окошко — оставшиеся на улице видели темную тень, ускакавшую в ночь.

Утром наши командиры согнали всех обитателей деревушки и тщательно их осмотрели. Одна из женщин хромала. Когда ей велели разуться, на ступне обнаружилась странно знакомая рана. И несмотря на то, что она с рыданиями твердила, будто наступила на гвоздь в сарае, куда пошла за дровами, и даже может принести в доказательство ту доску, о которую поранилась, ей все равно отсекли голову и сожгли.

А ведь мы тогда были на своей территории, и этих самых людей защищали от наступавшего врага…

Утро не принесло с собой облегчения. Едва рассвет выжелтил край неба, брат Домагощ был уже на ногах. Я, не спавшая всю ночь, присоединилась к нему в числе первых. Мы встретились возле ямы. Двое гайдуков, в обязанности которых входило поддерживать огонь, с облегчением отправились спать, сдав нам пост.

— Не терпится как следует рассмотреть чудовище? — двусмысленно подмигнул мне «подорлик». Я опять мельком подумала, что он очень красивый мужчина, и в других обстоятельствах уже в одну эту улыбку можно было влюбиться. Да мне и сейчас было приятно на него смотреть. Было бы…