Виталий Момотюк - Посмертие. Второй шанс

Ответа не последовало. Прохладный шероховатый камень пещеры был безмолвен, как и подобает обыкновенному камню. Мужчина подумал было, что недавний разговор вполне мог быть порождением больного разума, но тут же отверг эту мысль. Он чувствовал себя уставшим и голодным, но отнюдь не больным. Да и была какая‑то неизвестная и необъяснимая уверенность в том, что всё услышанное есть правда. Не вся, естественно, но, безусловно, правда. Кое‑что собеседница не захотела сообщать, кое‑что действительно не знала. Но не врала она, это точно. Да и зачем ей врать?

Голод снова напомнил о себе, но мужчина словно отмахнулся от этого чувства. С этим можно повременить. Он снова лёг на своё каменное ложе, прикрыл глаза и начал перебирать в памяти свой недавний разговор, стараясь не упустить ни малейших подробностей. Сейчас ему важно понять, где именно его собеседница недоговаривала, а где не знала ответов. Просто жить он не собирался, да и вряд ли это получится теперь, после всего, что случилось. Нужно задать себе правильные вопросы и начинить искать на них ответы, иначе другие начнут решать за него, что и как. А позволять кому‑то решать за себя он не хотел.

«Ох, не верю я в бескорыстность человеческую, не верю. А уж в бескорыстность подобных существ — тем более!»

Ящеры нервничали. Утробные звуки периодически вырывались из усеянных довольно внушительными на вид клыками пастей. Незнакомому с повадками роадраннеров наверняка пришла бы в голову мысль, что эти твари жаждут крови. Но Эльнуер знал, что эти звуки — то ли рычание, то ли клекот — признак страха. Животные чувствовали опасность и желали поскорее убраться подальше от её источника, но стальная воля седоков и упряжь не позволяли им этого сделать. Оставалось только выражать свое недовольство в надежде на то, что всадники внемлют предупреждению и сменят маршрут движения.

— Оно распространяется, — вслух выразил общую мысль десятник со шрамом на щеке, который возглавлял патруль.

Эльнуер взглянул на этого воина. Он уже успел присмотреться к охранявшим его воинам и многое уяснил. Светлая прядь шелковистых волос выбилась из‑под шлема, явственно указывая на причину такого наплевательского отношения к субординации: десятник явно был побочным отпрыском одного из знатных родов ангья. Однако шрам на щеке указывал ещё на одну причину подобной дерзости: воин отлично знал себе цену и заработал свою репутацию явно не благодаря протекции одного из родителей. Впрочем, ему бы и не дали в сопровождение кого попало, а отличным бойцам прощалось много. Но всё равно чистокровный властитель не смог подвить в себе некое отвращение к бастарду. Будь этот десятник хоть трижды герой, но самим своим появлением на свет он уже покрыл своё имя позором среди знати. Хотя среди простых воинов этот бастард, похоже, пользовался почётом и даже любовью.

Но вслух Эльнуер произнес слова, которые не имели никакого отношения к личности собеседника. Как бы там ни было, но обращаться к командиру отряда куда приличней, нежели к одному из обыкновенных бойцов.

— Я не вижу никаких отличий от той местности, которую мы прошли.

— Мне достаточно того, что скакуны чувствуют эти отличия. Я привык доверять и животным, и своим ощущениям. Будьте бдительны.

Последняя фраза явно относилась к бойцам отряда, а не к охраняемой особе. Десятник тоже не испытывал никаких дружеских чувств к высокомерному знатному, которого поручили проводить к границе «странных земель». Ему было приказано сопроводить посланника туда и обратно, хранить его жизнь и тело, а относительно учтивости командование указаний не давало.

Эльнуер всё это понял. Однако в ответе десятника чувствовалась насмешка. Знать бы ещё, в чём она заключалась. Нужно понять, что именно имел в виду этот наглец. Нужно, ведь насмешка это и подсказка.

Проклятье! Эльнуер едва не выругался вслух. Ведь всё так просто: простые бойцы просто не обладают теми способностями, которые так привычны высокородным. И, похоже, этому бастарду они совсем не чужды. Ведь было же что‑то странное в своих ощущениях, было. Но Эльнуер попросту не обратил на это внимание, поддавшись своему презрению к окружающим.

Он открылся лесу и снова едва не выругался.

Все было обыкновенным и неправильным одновременно. Лес жил своей обычной жизнью, но что‑то уже протягивало сюда осторожные, какие‑то липкие и мерзкие щупальца своей воли. И эта мерзость словно отравляла окружающую реальность, наполняя её ядом злобы, жаждой убийств и разрушения. В голосах редких птиц чувствовалось то же самое беспокойство, что и в ворчании роадраннеров. Только крупные животные оставались в этих богатых пищей местах, явно надеясь на свою силу. И ещё хищники: многочисленные, алчущие крови и убийств. Растения пока не были затронуты этой заразой, но в потоках энергий уже ощущалось некое напряжение.

— Как быстро это происходит, — обратился Эльнуер к десятнику, позабыв о своем недавнем презрении.

— Пока достаточно медленно. От праздника солнцестояния оно продвинулось меньше чем на милю. Но в прошлом это происходило всё же медленней. Здесь ещё спокойно, но вот дальше будет уже не так.

Эльнуар понял, что последняя фраза снова с двойным смыслом. Или даже с тройным. Простая констатация факта. Невысказанный вопрос: «Двигаемся дальше?» И ещё скрытая насмешка в стиле «струсит или не струсит».

— Нужно посмотреть.

Десятник только пожал плечами, дескать «Как прикажешь», и скомандовал своим подчинённым:

— Вперёд! Шагом!

Ящеры неохотно двинулись на юг, осторожно ступая своими широкими трипалыми ступнями и утробным ворчанием выражая свое недовольство командам наездников. Тем, впрочем, тоже не особо хотелось двигаться в заданном направлении. Сам Эльнуар поймал себя на мысли, что сейчас совершает никому не нужную глупость. И так понятно, что здесь происходить что‑то неправильное. Рисковать, углубляясь в эти земли, особого смысла нет. Но он гнал от себя эти мысли, прикрываясь полученным приказом изучить и доложить. Гнал, не желая признавать, что таким образом просто не хочет признать некое превосходство десятника.

Тому, похоже, было сейчас плевать на чувства высокородного к своей персоне. С каждым пройденным фурлонгом он становился всё сосредоточенней и осторожней. Стрела лежала на тетиве его лука, и было видно, что натянуть и отпустить её для этого воина дело пары мгновений. Другие бойцы брали пример со своего командира и бдительно осматривали каждое мало–мальски подозрительное место.

Сумрак под ветвями деревьев начал светлеть, и Эльнуар как‑то не сразу понял, что дело не тут вовсе не в близости полдня. Лес высыхал и сбрасывал листву. Лапы роадраннеров с неприятно громким хрустом давили скрюченные коричневые листья и сухие ветки. Сами же ящеры, которые недавно ворчали уже почти непрерывно, как‑то разом замолчали и начали едва заметно подрагивать. Животные были откровенно испуганы.