Антон Фарб - Изнанка миров

— …и червь их не умрет, и огонь не угаснет, и будут они мерзостью для всякой плоти! — надрывался ди-джей, — И только тот спасется, кто не убоится зла, и пройдет сквозь сердце тьмы дорогой мертвых имен, и отдаст душу свою, и кровь свою, и станет изгнанником, и скитальцем, и пришельцем в чужой земле…

— Я знал, что могу на вас рассчитывать, — сказал я.

— «Гильгамеш» не оправдывает ни своей высокой репутации, ни своей еще более высокой цены, — с ядовитым сарказмом процедил Шастри. — Сперва вы пропадаете вчера на целый день, теперь ваш сотрудник не выполняет своих прямых служебных обязанностей…

— Вчера я занимался обеспечением безопасности сегодняшнего аукциона, — невозмутимо соврал я. — А Ксатмек — телохранитель, а не тюремщик. Он должен охранять Иштар, а не держать ее взаперти.

Нам пришлось оставить лимузин у пересохшей чаши фонтана на площади Деире, и прогуляться по бульвару Нинурты пешком. По центру бульвара была высажена аллея платанов, уродливо-голых в это время года, с узловатыми скрюченными ветвями. Сам бульвар был похож на огромный каньон рекламы. Здесь находились самые дорогие бутики и торговые моллы Сеннаара, и ночью, если смотреть с высоты, бульвар Нинурты казался пульсирующей рекой огня — но сейчас, в полдень, в лучах холодного зимнего солнца неоновые трубки и анимированные голограммы казались бледными, выцветшими призраками ночного великолепия. Люди, слонявшиеся по почти пустынному бульвару, и сами чем-то напоминали призраков, заблудившихся между ночным и дневным миром.

— Иштар не должна была покидать клинику до аукциона, — сказал Шастри. — Первые два часа после инсталляции гештальта ее разум слишком чувствителен. И этот ее побег может дорого стоить.

— Вы боитесь, что не сможете оплатить ее счета из магазинов? — усмехнулся я.

Альбинос остановился как вкопанный и оглядел меня с головы до ног.

— Вас это забавляет, Ахашверош? — спросил он.

— Просто я не вижу ничего плохого в женской тяге к шоппингу, — пожал плечами я. — По телефону Ксатмек сказал, что они находятся в «Сарданапале». Торговые моллы — не самые опасные места в Сеннааре, при наличии кредитной карточки, разумеется.

Тяжело вздохнув, Шастри покачал головой.

— Иштар должна появиться на аукционе в одежде от дома «Энкиду» и косметике от «Эрешкигаль», — сказал он, пока мы в сопровождении трех рльехских амазонок шагали к «Сарданапалу». — Любая другая торговая марка вызовет скандал, разрыв контракта и выплату неустойки.

Это было похоже на правду. Мы ведь находились в Сеннааре, самом цивилизованном и технически развитом из миров. Здесь люди тратили на одежду и косметику больше, чем на путешествия в иные миры; при этом, чем обеспеченнее был житель Сеннаара, тем более нелепо он выглядел, потому что в одежде было принято следовать не собственному вкусу, а советам глянцевых журналов, из-за чего сеннаарские модники походили на питомцев инкубатора уродов. Шоппинг был официальной религией Сеннаара, торговые марки — священными символами, сезонные распродажи отмечали смену времен года, а поп-дивы вроде Иштар были верховными жрицами. И поход Иштар в «Сарданапал» мог вызвать схизму и религиозную войну…

Двери «Сарданапала» гостеприимно разъехались в стороны, и нам в лицо ударила волна теплого кондиционированного воздуха. Здесь отовсюду лилась сладенькая музыка, а воздух был насыщен ароматами дорогой парфюмерии. Искать Иштар и Ксатмек нам не пришлось — они буквально сами налетели на нас, поднявшись на эскалаторе из отдела косметики; при этом Иштар, увешанная пакетами с покупками, пилила Ксатмека как сварливая жена — Ксатмек же, как и положено телохранителю, держал руки свободными и вяло огрызался в ответ…

— Что-то не так, — сказал Метемфос, усаживаясь в кресло рядом со мной. — Что-то здесь не так… — задумчиво повторил он, поглаживая усики.

Здесь — это в аукционном зале галереи «Теокалли», самого модного арт-хауса на улице Авденаго. Галерея, согласно названию, была декорирована в псевдо-астланском стиле: полированный пол из кедра, рассеянный белый свет, колонны из каменных блоков с барельефами астланских божков… По случаю торгов картины на стенах задрапировали, в зале расставили ряды кресел, соорудили сцену с трибуной аукциониста, а перед сценой усадили барабанщиков в головных уборах из перьев фламинго.

— Не надо нервничать, — сказал я Метемфосу, хотя меня самого уже полдня (с того самого момента, когда я впервые увидел Иштар в торговом молле) не отпускало аналогичное ощущение: что-то не так. — Механизм уже приведен в действие, нам остается только наблюдать.

Вокруг нас степенно рассаживались потенциальные покупатели Иштар. Кое-кого я ожидал увидеть, но многие лица вызывали оторопь, граничащую с изумлением. С представителями шоу-бизнеса все было ясно — продюсер Нимврода Великого, дизайнер симулякров из «Адме Севоим», кутюрье дома «Энкиду», хозяин самого дорогого клуба в Барсиппе… А вот что тут делали весталка храма Ашеры и брахман из ашрама Кали? А верховный унган девы Эрзули (при виде этого сморщенного старикашки Усанга посерел от страха)? И какого черта здесь понадобилось нунцию из Монсальвата и ретинг-ламе из Шангри-Ла?

— Да, я нервничаю, — согласился Метемфос. — Это и понятно, у меня есть на то свои причины. А вот почему наш любезный Шастри напуган до дрожи в коленках, позвольте спросить?

Альбинос действительно выглядел не очень хорошо. Похоже было, что ему больше всего на свете хочется отменить аукцион, упаковать Иштар обратно в деревянный ящик и первым же рейсом улететь в небесный город Амаравати.

— Это уже неважно, — сказал я. — Подобные операции, полковник, это как боулинг. Когда шар запущен, ничего изменить нельзя.

— Скажите это Ипусету… — пробурчал Метемфос.

Барабанная дробь прокатилась по залу, и Шастри, легко взбежав на сцену, вымученно улыбнулся. Барабанщики смолкли, и я увидел, как крупная капля пота скатилась по лбу Шастри. В затянувшейся паузе его розовые глаза испуганно забегали в разные стороны, и я вдруг понял, что именно было не так.

В «Сарданапале» Иштар и Ксатмек переругивались по-астлански.

И в ту секунду, когда я это осознал, в подвале «Теокалли» взорвался установленный Усангой заряд пластиковой взрывчатки, и в галерее погас свет.

— Я вас предупреждал, Ботадеус, — сказал Метемфос. — Я с самого начала говорил, что дикарю нельзя доверять.

— Просто мы оба его недооценили, — сказал я.

Двери лифта открылись с мелодичным звоночком. Я ступил внутрь стеклянной призмы и нажал на кнопку своего этажа.

— Не расстраивайтесь, полковник, — сказал я, обернувшись к Метемфосу, оставшемуся в вестибюле. — Нельзя выигрывать всегда.