Рональд Колд - Клинки свободы

Мужчины отвели глаза и попытались сделать вид, что заняты сложными размышлениями о керамической плитке, с помощью которой на полу была искусно выложена карта Д'Алви и окрестностей.

Лучар запахнулась в платье, прокляла церемониальный кадастр и громко спросила:

— Наши мохнатые гости уже покинули побережье?

— Медведи ушли сразу же после перемирия с Зеленым Кругом, — кашлянул Гимп и не без опаски посмотрел на трон.

В глубоком кресле с высокими резными подлокотниками сидела не девчонка, оконфузившаяся с платьем, а королева самого мощного государства на Лантике, суровая, но в то же время и справедливая.

— А если ваше величество имеет в виду бородатых и лохматых ополченцев, — сказал маркграф Больг, мизинцем с перстнем топорща усы, — то уважаемый адмирал может порадовать нас известием о скорой отправке их на родину, на полуостров… полуостров…

Больг замялся, словно и впрямь забыл слово «Флорида».

— В наши южные провинции, мой маркграф, — помогла ему Лучар и тут же уставила в него палец. — И больше я не потерплю шуток в отношении людей, которые вынесли вместе с му'аманами все тяготы долгой войны и посадили меня на трон.

— Моя королева намерена посадить свою персону еще на один трон в этой вселенной? — спросил маркграф, и его кустистые брови взмыли вверх, рискуя задеть люстру с полусотней свечей.

— На одном-то жестковато, — вздохнула Лучар.

— В таком случае, следует помочь нашим славным мох… простите, забылся… нашим славным и храбрым добровольцам отплыть на свою южную родину, поближе к экватору и фруктам, — с усмешкой сказал маркграф.

— Вот именно, помочь нужно, а не гнать в шею. — Королева вновь попыталась встать, но взгляд ее упал на злополучную застежку, и она осталась сидеть, впившись пальцами в подлокотник. — Довольно и того, что я хожу с визитами к ним сама, не приглашая их на балы.

— Великая честь, ваше величество. — Маркграф вновь накрутил на палец ус и слегка дунул в щель между передними зубами, распушая его.

«Как он это делает? — в который раз удивился Герд, наблюдающий за рутинным советом. — Наверняка такой штуке учиться лет двадцать, не меньше!»

Все в маркграфе вызывало сильные эмоции, никаких половинок. Или отвращение, или восторг. Несомненное личное мужество соседствовало в нем с откровенным хамством, поверхностная образованность — с глубоким знанием всего, что связано с хопперами, их разведением и дрессировкой, лоск и шик бывалого светского льва — с плоскими и однообразными шутками.

— Посетите хоть раз стойла младшей дружины дворянского ополчения. Молодая аристократия будет в восторге, уверяю вас.

— Нет уж, — отрезала королева. — Мне и во дворце нет прохода от любезностей этих малолетних хлыщей, ни разу не побывавших на поле настоящего боя.

Наконец Лучар стало ясно, что, если она не встанет и не пройдется, у нее начнут отекать ноги.

— Если это все, господа, прошу вас завершить «малый совет».

«Малый совет» был единственным личным добавлением Лучар в бесконечный кодекс внутридворцовой жизни, от которого голова шла кругом у всех, кто прибыл из Флориды.

Большой коронный совет — это море свечей, музыка (строго определенная), наличие полного комплекта пыльных париков, внутри которых скрываются далеко не светлые головы титулованных советников и министров, а также хранителей малой и средней печати, это посол дикарей, который не должен ничего слышать, но может «присутствовать» на балконе, томно обмахиваясь пучком перьев, выдранных живьем из плотоядных бегающих птиц, и много чего еще.

А «малый совет» — это несерьезно, только для насущных дел королевства.

Вельможи, кто чинно, а кто и с видимым облегчением, покидали зал.

Гимп задержал Артива и спросил:

— Ты помнишь наш разговор, маршал?

— Разумеется, адмирал!

— Надо бы его продолжить, раз уж все уладилось миром.

— Пока, — многозначительно сказал Артив.

— He надо пессимизма, командор, — мореплаватель громко и с облегчением хохотнул, а потом добавил соленую басню о том, что бывает с теми, кто мрачно и невпопад шутит.

Не успел Артив улыбнуться старой истории, распространенной как на суше, так и на море, как рядом откашлялся маркграф. Вельможа, оказывается, слышал остроту и даже понял, что она в немалой степени адресована ему.

Отвесив пару изысканных поклонов, родственник королевы рассказал не менее занятную и поучительную байку про моряка, искавшего на берегу компас, а очутившегося на женской половине в доме му'амана.

Пока Артив в голос хохотал, маркграф раскланялся, подмигнул покрасневшему до корней волос Гимпу и удалился.

— Странный тип, клянусь Морской Девкой со всем ее тухлым ливером и восемью островерхими сосками цвета океанской волны! — выдавил наконец из себя адмирал.

— Ничего странного, обычный аристократ, — усмехнулся Артив. — Всего понемногу — и хорошего, и плохого. Просто не жил ты в Д'Алви при Даниэле, вот и удивляешься. До мятежа любезного кузена королевы тут таких можно было найти у каждой беседки или у фонтана, а в портовом борделе — уж точно! Вернемся к нашей беседе…

Артив помедлил, собираясь с мыслями.

— Обстоятельства изменились, и я хотел бы ввести в курс дела барона Гайля.

— Всецело одобряю, — сказал Гимп не задумываясь. — Все равно без него мы ничего не организуем на всем Лантическом побережье.

— Это уж точно. — Тут маршал кое-что вспомнил и дернул за рукав собравшегося уходить адмирала: — А как твой информированный друг, появился?

— Тихо появился и так же исчез, — сказал Гимп, не останавливаясь. — Я знаю, где наш бродяга. Неточно, но и впотьмах искать не придется.

Артив некоторое время постоял у мраморного балкона, глядя в какую-то неопределенную точку в небесах, потом в сердцах хватил кулаком по розовой плите.

На грохот выскочил Герд и еще пара гвардейцев, которым очень хотелось подвигаться, иначе они рисковали превратиться в гнущиеся под собственной тяжестью свечи.

— Все нормально, я просто поскользнулся, — нарочито бодро бросил Артив и пошел по коридору, теребя портупею и кусая губы.

Артив появился на «Морской Деве», словно одинокая грозовая туча. Разве что молнии не метал.

— Ты посвятил во все Гайля? — спросил он у адмирала, сразу переходя к делу.

Гимп стоял на мостике заново отремонтированного корабля и придирчиво осматривал доски палубы.

— А настил-то дрянной, — сказал он. — Драить — одно удовольствие, гладкий, как лысина С'лорна.

— Так оно же и лучше, — обронил командор, пытаясь попасть в струю настроения взбалмошного мореплавателя. — Забот меньше команде.

— Сухопутная ты крыса, маршал, уж извини меня за прямоту, — возмутился Гимп. — А как же я наказывать подчиненных буду? Прикажешь под килем протаскивать или, как в старинные времена, заставлять якорь затачивать? Так нет у меня якоря — камень на веревке, и все! Нет, дрянной настил, что и говорить.