Ольга Погожева - Я стану твоим врагом

Януш едва не наткнулся на неё, когда Марион резко остановилась у главного коридора: здесь, словно призрачные тени, ходили молчаливые лакеи, коротая ночное дежурство, и прятаться было негде.

— Капюшон, — шепнула баронесса, оборачиваясь на лекаря.

Доктор молча накинул его на себя, быстро обмотал шарф вокруг нижней части лица, оставив открытыми лишь глаза. Марион глубоко вдохнула, взяла Януша за руку и вышла из укрытия. Они шли быстрым шагом, не таясь, но и не поднимая взглядов — и им почти удалось пересечь коридор и оказаться в безопасности личных покоев королевы, когда выскользнувшая из-за дверей соседней залы горничная едва не столкнулась с ними, мгновенно узнав ночных гостей.

— Мессир Януш! — негромко вскрикнула она, тут же зажав себе рот руками.

Януш молча поднёс палец к губам, и служанка вжалась в стену, давая им проход.

— Ни слова никому, поняла? — рука Синей баронессы тяжело легла девушке на плечо и для убедительности встряхнула. — Ты никого не видела, — глядя ей в глаза, раздельно проговорила она.

Служанка часто закивала, расширившимися глазами разглядывая суровую баронессу в воинском облачении и личного лекаря опального герцога, разыскиваемого за соучастие в убийстве. Януша прекрасно знали при галагатском дворе, как среди придворных, так и среди черни — доктор редко отказывал в помощи, тем самым обретя столь невыгодную для него сейчас известность.

— Сюда, миледи, — показавшаяся из-за дверей королевских покоев Юрта махнула рукой, выводя всех троих из оцепенения. Пожилая служанка тотчас оценила обстановку и нахмурилась, кивнув припозднившейся горничной. — Чего встала? Быстро принеси горячей воды для её величества, и побольше свежих простыней. Шустро, я сказала!

Грозную камеристку молодая служанка послушалась мгновенно, тотчас метнувшись к служебной лестнице. Марион с Янушем поспешили к дверям, расслабившись, только когда верная камеристка плотно прикрыла за ними дверь.

— Леди Гелена опять сказалась нездоровой, — пробурчала служанка, помогая обоим освободиться от мокрых плащей. — Мне пришлось подняться к её величеству. Простите, миледи, я не смогла вас встретить…

— Неважно, — отмахнулась Марион. — Как она?

Юрта помрачнела, качая головой. Януш, наскоро сполоснув руки в серебряной миске у входа, вместе с сумкой прошёл в опочивальню. Запах лекарственных настоек, густо пропитавший спёртый воздух, всё же не мог перебить сладковатый аромат гниющих ран.

— Нужен свет, — коротко велел доктор, подходя к кровати.

Юрта засуетилась, принимаясь разжигать лампы и свечи — но Януш уже видел, уже понял, что они опоздали. Королева Таира была ещё жива — грудь её поднималась тяжело, одышка усиливалась с каждым вдохом, рвала поражённые лёгкие на части, не давая вдохнуть, надышаться перед смертью. Небольшие чёрные язвы, тут и там покрывшие белую кожу, почти не тронули нежного лица, в этот миг — почти спокойного, почти умиротворённого.

Януш рывком открыл сумку, достал иглы и лекарство, надеясь лишь на чудо — слишком много времени прошло, слишком мало сил осталось у юной королевы на борьбу. Болезнь поразила не только кожу — проникла в лёгкие, вглубь, вцепилась когтями во внутренности, оплела сердце — нет, Януш не верил, что у него получится. Не верил, но всё же не мог сдаться вот так…

— Мама, — позвала Таира, расширившимися глазами глядя на Марион. — Когда ты приехала?

Синяя баронесса закусила губу, присаживаясь на край кровати. Таира выглядела в этот момент как никогда хорошо — по правде, не выглядела так с самого начала болезни. Марион приняла протянутую ладонь, дрожащую, слабую, почти невесомую, стараясь не смотреть на то, как Януш быстро вводит иглу во вторую руку девушки, вдавливая крохотный пресс необычного флакона.

— Только что, — ответила Марион, отводя прилипшую ко лбу белую прядь девушки. — Я очень спешила.

— Ты спешила ко мне? — слабо удивилась Таира. Дыхание выравнивалось, морщины от терзавшей её боли, заставлявшей девушку корчиться в постоянных муках, разгладились. Марион боялась верить в их победу: эликсир Януша, чем бы он ни был, не мог помочь так быстро. — Почему?

— Ну как же, — с трудом выдерживая предсмертный бред больной королевы, отвечала баронесса. — Я ведь люблю вас, ваше величество. — Слова вырвались сами, и Марион судорожно выдохнула, впервые за долгие дни позволяя себе подобную слабость. То, что она сказала абсолютную правду, пришло на ум гораздо позднее. — Если бы можно было сделать что-то ещё… я бы всё сделала! Всё, что угодно… лишь бы помочь вам…

— Я тоже люблю тебя, мама… — проговорила Таира, не отрывая от неё ясных, любящих серых глаз. — Я так благодарна тебе… что ты послала со мной леди Марион, а не Августу… Леди Марион самая лучшая, самая верная… подруга… почти сестра, да, старшая, очень любимая сестра… Я так благодарна тебе… так благодарна…

— О Единый! — не выдержала Марион. Голос дрогнул, в горле стал противный ком. — Ваше величество, прошу вас, поправляйтесь! Здесь Януш, он поможет…

Таира медленно повернула голову к лекарю. Мужчина считал пульс, сжав тонкую кисть в своей руке, и не сразу ответил на призывный взгляд разгоревшихся нежностью глаз.

— Фео! — выдохнула она. — Я знала, что ты прийдёшь! Фео, мой Фео…

Януш вздрогнул, взглянул вначале в лицо королевы, затем на Марион. Синяя баронесса отвела взгляд, и доктор быстро собрался, оставив расспросы. Ему приходилось выслушивать и не такое на смертном одре. А то, что смерть сюда всё же пришла, он уже не сомневался. Ему даже не пришлось снимать боль — болезнь прекратила терзать юное тело, вдоволь поиздевавшись над ним за эти дни, и уступила своё место смертной печати, тихо и неотвратимо ложащейся на черты посеревшего лица.

— Почему тебя так долго не было? — Таира ухватила доктора за руку, вкладывая в этот жест последние силы, оставшиеся в её теле. — Я так волновалась, Фео… ты поцеловал меня… Мне так холодно, Фео! Обними… обними меня! Пожалуйста…

Лекарь молча присел на край кровати, позволяя тонким рукам обвиться вокруг его шеи. Таира прильнула к его груди, и Януш поддержал королеву, помогая ей облокотиться на него. Девушка шептала что-то, тихо и неразборчиво, и он не размыкал объятий, давая то единственное, что ещё мог — тепло собственного тела, иллюзию счастья. Их с Марион глаза встретились, и Синяя баронесса поняла, дрогнула, как от удара, пытаясь сдержать наворачивавшиеся на глаза слёзы.

Она и сама не знала, как сильно привязалась к своей королеве. К её непосредственной, радостной улыбке, к её беспомощной зависимости от сильной телохранительницы, к её беззащитности и сердечной тайне. К долгим вечерам, наполненными беседами, играми и ручной работой, конным прогулкам, поддержке, которую они — каждая по-своему — оказывали друг другу…