Мария Чурсина - Ранние рассветы

— Я боялась, что потеряю тебя, — сказала Сабрина, глядя Маше в глаза. Она никогда не умела отступать, и сейчас не отступила.

— Ты не потеряешь, — бледно попыталась возразить Маша, нервно растягивая край футболки. — Что…

— Мне просто было интересно, как долго ты станешь меня искать, — выдавила Сабрина сквозь стиснутые зубы. — И я решила устроить небольшой… розыгрыш.

Маша стояла перед ней, не шевелясь. Казалось, если она двинет хоть пальцем, порвётся тонкая струна ночного спокойствия, и пустая лестница взорвётся криками.

— То есть как это? — пробормотала она непослушными губами.

— Так. В первый день я сама от тебя сбежала. Сама сыграла такую небольшую пьесу, в которую ты поверила, как оказалось. Потом я и сама поняла, что дело приобрело слишком серьезный поворот, хотела выйти к тебе, но появилась эта аномалия, из-за которой я не могла выйти. Всё зашло чересчур далеко, я понимаю. Я так не хотела. Прости.

Отчаянно взвыла за окном чья-то одинокая сигнализация.

— Лучше бы я не говорила, — добавила Сабрина после молчания, показавшегося вечным.

Скрипнул ножками по паркетному полу отодвинутый стул. Она отвернулась, снова выпустив из-под контроля волну волос.

— Зачем ты так? — смогла, наконец, вычленить Маша из тысячи бессвязных слов в голове. Она осталась у перил, одна, неловкая от удивления, глупо разводящая руками.

Сабрина привалилась к стене. Короткие шорты обнажали коленки, покрытые мурашками, как от холода — душной летней ночью. Волосы не давали разглядеть выражения её лица.

— Мне было интересно.

— Ты шутишь что ли? — обессилено проговорила Маша, отступая на шаг назад. Она споткнулась о первую ступеньку и еле удержалась на ногах.

— Ты отдалилась от меня. Чуть что — убегала поболтать с Альбиной, оставалась с Мифом и не собиралась ничего мне рассказывать. Хорошо, я скажу так. Я ревновала.

— То есть ты убежала, чтобы я обратила на тебя внимание? Сабрина, ну как же так, — проговорила Маша, заикаясь от возмущения и размахивая руками, как ветряная мельница. Произнося слова и понимая, что ни одно из них не убедит. — Я же всё рассказывала тебе. И об Альбине. Да и вообще, она же аномалия, ревновать к аномалии смешно! И Миф… ну правда, не целовались мы с ним после консультаций!

Молчание было страшным. В молчании больно колотилось о рёбра сердце, и холодок сползал вниз по пальцам.

— Теперь знаю, что не целовались, — эхом повторила Сабрина. — Но тогда я что могла подумать?

Маша выдохнула, не зная, что ещё сказать. Сжала и разжала кулаки.

— Ну хорошо, — сказала она, и коридорный сквозняк подхватил её голос, как море — пылинку. Развернулась и пошла вверх по лестнице, преодолевая ступеньку за ступенькой и каждый раз сглатывая комок в горле.

Она пришла вовремя и пятнадцать минут простояла под дверью, прежде чем в гулком институтском коридоре появилась знакомая фигура с развевающимися светлыми волосами.

— Пришла, — выгнул бровь Миф, как будто сомневался в том, что Маша вообще явится.

Он ловко перехватил ключ, повернул его в замочной скважине и в открытую дверь пропустил Машу вперёд. В крошечную подлестничную аудиторию на пять парт.

— Что-нибудь нашли? — спросила она, бестактная от бессонницы. Села и уставилась в одну точку, где на обоях осталось пятно то ли от чернил, то ли от раздавленного таракана.

— Нашли, — сердито отозвался Миф, верхом усаживаясь на мягкий стул. — Шестеро людей видели твою аномалию в разных районах города, и все описывают Альбину в точности.

Он замолчал, уставившись в окно, как будто за ним было хоть что-то кроме хмурого неба. С утра собирался дождь, а земля дышала тяжёлым густым паром, как бывает перед непогодой.

— И что она делала? — спросила Маша, устав ждать продолжения.

Глаза от недосыпа резало, как будто в лицо ей бросили горсть песка. Ни ночью, ни утром Сабрина в комнату не вернулась, а Маша занималась тем, что таращилась в стенку. В свете уличных фонарей казалось, что по комнате скачут странные силуэты-тени. Утром позвонил Миф и сказал прийти.

Миф склонил голову на бок, как будто его интересовало, что же выкинет Маша в следующую секунду. Вдруг подпрыгнет и взлетит.

— Пыталась втереться в доверие. Рассказывала всякие ужасы. То её родители выгнали из дома, то жених избил, то похитили и пытались изнасиловать. Люди ей сочувствовали, конечно, полицию там пытались вызвать, врачей, но Альбина от всего этого как-то грустнела, сникала и тихонько уходила. Можешь сказать что-нибудь умное?

Умное? Она совершенно потерялась в гулких коридорах своих мыслей, а он просил сказать «умное».

— Она мне тоже всякие ужасы рассказывали. Что кто-то из группы её побил. Почему она себя так ведёт?

Миф взглянул на неё из-под сведённых бровей.

— Потому что кушать хочет. А кушает она, как и всякая аномалия, не пирожки из столовой, а человеческую энергетику. — Он снова отвернулся к окну. — Хотя теперь мне уже кажется, что она способна питаться только тобой.

Грустный город за окном покрылся испариной слепого дождика.

— Это же хорошо, — с надеждой протянула Маша. Она повертела эту мысль в голове и так, и эдак. По всему выходило, что Миф должен пританцовывать от счастья — ещё одна проблема с плеч. Но весёлым он точно не выглядел. — Значит, Альбина скоро сама собой затухнет. Нам меньше проблем.

— Это хорошо, — подтвердил Миф, выстукивая костяшками пальцев по облысевшей спинке стула воинственную дробь. — Но вот с тобой придётся повозиться. И похоже, что я от этой прекрасной обязанности не отверчусь. Ладно, Орлова, отвечай мне чётко и ясно, я два раза переспрашивать не буду. Ты хочешь заниматься научной работой под моим руководством?

Так бывает, когда не ожидаешь от себя слишком смелых слов. Как будто наблюдаешь со стороны, а губы сами собой складываются, чтобы произнести:

— Да.

Проще и надёжнее было бы отказаться.

Миф выдохнул и стянул очки, вот только протирать их не стал. Линзы отбросили на ближнюю парту два бледных отблеска. Тонкая дужка крутнулась в его пальцах.

— Надеялся, что ты откажешь. Ну ладно, тогда собирай все мысли в кучу и начнём учиться.

Серым вечером они стояли на крыльце у институтского чёрного выхода. Миф отбросил назад выбившиеся из хвоста пряди волос.

— Звони мне, если что вдруг.

По его тону Маша поняла, что он будет вовсе не рад услышать в телефонной трубке её голос. Но ответит. Совесть не позволит не ответить.

— Хорошо.

Миф обернулся на неё и, кажется, первый раз без раздражения рассмотрел.

— Устала?

— Да, — призналась Маша, опуская глаза.

— Ничего. Ещё не так будешь уставать. — Он помял в пальцах кленовый «самолётик», примостившийся на перилах.

После вечернего дождя с ветром асфальт был усыпан зелёными ещё листьями.