В. Бирюк - Догонялки

Что радует — на «Святой Руси» нет венерических заболеваний. Хотя понятно: селения довольно замкнуты снаружи, но очень плотно связаны внутри. Как в старом тосте:

— Выпьем за здоровье твоей жены, Гиви. Пока она здорова — здоровы все мужчины в ауле. Пока здоровы мужчины — здоровы и все женщины в селении. Пока все женщины здоровы — здоров и ты. Так что — за тебя, дарагой!

Исконно-посконный общинный образ жизни. Стоит занести любую инфекцию — вся община быстренько вымирает.

А вот на лобковую вошь нарваться можно. Поэтому — сперва в баньку. Потом — к Меньшаку на медосмотр. «Вертолёт» ему построили. Новая забота — зеркальцев не из чего понаделать. Нормальной нержавейки нет, серебрение по железу Прокуй делать не умеет. Пришлось из медяшки мастырить. Я уже говорил: рукодельничаю помаленьку. Не помню ни одного попаданца с аналогичными проблемами. Может, они и вправду думают, что детей — аисты приносят?

Как же у нас, у попадунов, всё… лапидарно-фрагментировано! Как объяснить взрослым женщинам с полным набором «святорусских» обычаев — необходимость такой процедуры? Какие такие ведические-евангелические образы использовать? Ну хоть один мой коллега, ну хоть бы какую заготовочку по этой теме…

Меньшаку, когда он прокипятить инструмент поленился, я с одного раза мозги вправил. Прямо этим же инструментом. Но бабы-то… Ну что, бить каждую смертным боем?

Десяток первых бабушек-старушек дал полный спектр возможных реакций. От непрерывного хихикания и застенчивых просьб:

— А можно я… это… ещё приду?

До истерик, драк и всенародных оскорблений. Доставалось и Меньшаку, и мне, и всей России в целом. Все варианты отказников я быстренько свёл к двум: «не могу» и «не хочу». Первые отправлялись к Маране для излечения от немочей. Мара предпочитает использовать наиболее сильнодействующие средства. Поэтому вопросы отпадали быстро. Кстати, кое-кого она и вправду подлечила.

Остальных — «на кирпичи». «Танцуют — все» — прекрасный слоган. Особенно, когда танцы в обнимку с лопатой. А Христово Дуло — тот ещё… балетмейстер. И очень предусмотрительный: по краю болота сразу стал новое кладбище раскапывать. Как раз возле гати. Как идёт новичок на островок — ему сразу показывают:

— Вон тут у нас такой-то лежит, вон там — такая-то. А вот ещё две пустые ямки. На всякий случай.

И снова: не надо думать, что рычание «Лютого Зверя» или обещание хоть каких неприятностей делает людей послушными. Необходимо постоянное поддержание довольно высокого уровня страха.

Ругань, крик, мордобой очень мало помогают. Чёткое ощущение: пока на пейзанина рычишь, пугаешь — пугается. Может побежать, схватить, тащить. И через полчаса — эффект заканчивается. При следующих наездах — реакция всё слабее. Нужно от слов, угроз переходить к делу, к порке. Задалбывает несколько.

Поэтому везде, сколько можно, пытался заменять телесные наказания — работами. Здесь чисто по физиологии — вместо кратковременной памяти, которая на 15 минут, загружается память долговременная. И — мышечная. Неделями пупок рвать под брёвнами — на дольше хватает. И — умственная: ночами напролёт себя дурнем поминать — лучше запоминается, чем полчаса панического визга под плетью.

Как это работает? Не — по Карнеги. Противно. Медленно. Не — эффектно. Но — эффективно.

Вот стоит передо мной баба. Лет пятьдесят, здоровая, ширококостная, седая уже. Лицо и руки морщинистые, глаза по-выцвели. И кроет в семь загибов. И Меньшака, и Хрыся, и меня, и Акима. «И всю систему в целом».

Тётенька! Я готов подписаться под каждым вашим словом! А уж «систему в целом», он же — мир дольний, «Русь Святая», люди-человеки… да я и двенадцать коленцев могу построить! Но приказы мои ты будешь исполнять. Любые. Просто потому что — мои. И если не хочешь с Меньшаком «безобразием заниматься», то топаешь «на кирпичи». Вы все там будете. И твои хихикающие товарки — тоже. Кроме тех, у кого от этого «безобразия» — животы вырастут. Потому что иначе — ты мне не интересна. Нет у тебя какого-то особого таланта.

Я понимаю, что ты десяток детей выродила, пяток — похоронила, другой пяток — вырастила, выкормила, уму-разуму выучила. Что делов за свою жизнь — гору неподъёмную переделала. Натрудилась-настрадалась.

Меня учили уважать пожилых женщин. Потому что это наши матери. Потому что именно от них — большая часть того немногого хорошего, что есть в нас самих. Мы сами — из них. И телами, и душами. Об этом много прекрасных слов сказано и будет сказано. И про первое воспоминание, и про детскую память о материнском прикосновении, и про материнскую любовь…

Я помню как великолепно поёт Таисия Павалий, как рвёт душу ей «Пiсня про Матiр»:

Я же помню мою мать! Помню как она умирала. Я мотался по свету, звонил через пол-мира. Она была в сознании, но говорить уже не могла — ураганная форма рака горла. И такое бывает. Очень быстро… Мой последний звонок… Я как-то пытался… «оптимизировать» — внушить хоть какой-то оптимизм. «Всё будет хорошо»… Через полчаса мне позвонил отец — «Всё».

Я не могу сказать — «в меня это вбито». Это просто я и есть! Мама — это хорошо, это правильно, это надо любить и беречь. Это… я не знаю… Как дышать. Это ж душа моя! Вырвать кусок и выбросить… Кровавым ошмётком.

Но… Сейчас мне нужны кирпичи. А слать туда, в сырое болото, мальчишек… Их ещё можно чему-то научить. Если они живыми останутся. А ты… Ты умрёшь. Может — в эти две недели, может — в ближайшие 20 лет. Но уже не выучишься.

Сволочная страна. Сволочной мир. Сволочное занятие. Попадизм.

В котором приходиться делать это сволочной выбор. Чтобы выжило чуть больше детей и внуков — посылать на смерть их матерей и бабушек. Из-за неразвитости сволочного рынка сволочной рабочей силы. Были бы у меня волосы — выдрал. С тоски. Но — нету. Не тоски — волос.

Баба обругала меня напоследок, на мои слова:

— Завтра чтоб с рассветом была на островке. показала кукиш и, пылая возмущением, удалилась. Её напарница, повздыхав, отправилась следом. С моим напутствием:

— Напомни там мужикам: за простой-прогул — ногата в день.

Конечно — обидно. Когда кукиши показывают и матом кроют. Но мне всякие порки-драки — не в кайф. Всё должно быть «по согласию».

Поутру её сын привёз упрямую бабу прямо ко мне. Поступил как его учили, «як на свiтi по совiстi жити».