Александр Сальников - Революция 2. Начало

— Вы, должно быть, в курсе расследования убийства Григория Распутина-Новых? — спросил Керенский и, не дожидаясь ответа, добавил: — Меня интересуют результаты инспекции его имущества. Ваши люди не находили небольших фигурок животных из серебристого металла? Вроде этой? — Александр Федорович вынул из кармана Орла и, держа двумя пальцами артефакт, показал бывшему министру.

Сановник затряс головой и затараторил:

— Никак нет, Александр Федорович. Я вижу такое впервые. Ни о чем подобном мне не докладывали.

Керенский вновь сжал Орла в кулаке и скрипнул зубами:

— Значит, ни Кота, ни Ящерки, подобных этой фигурке, при обысках у Распутина не находили?

— Богом клянусь, господин Керенский! — наспех перекрестился Протопопов. — Дело вел лично Алексей Тихонович Васильев, и утаивать сей факт от меня он не стал бы.

— Васильев? — встрял в разговор Рождественский. — Директор Департамента полиции?

— Точно так! — кивнул Протопопов. — Делу уделялось особое внимание. Я поручил следствие ему.

Керенский подался вперед и вцепился разноцветным взглядом в бывшего министра.

— Скажите, Александр Дмитриевич, а где схоронили Распутина?

Лоб Протопопова покрылся бисером пота. Зрачки расширились так, что радужки стали едва видны. Он понял, что от ответа может зависеть не только его судьба. От него может зависеть его жизнь. Только ответа не находилось.

— Я не знаю, — прошептал он. — Не знаю, клянусь. Тело перевезли из Чесменской часовни куда-то в Царское. Погребение было тайным.

— Очень, очень жаль, — зловеще произнес Керенский. — Сергей Петрович, будьте добры…

— Подождите! — вскрикнул Протопопов отчаянно. — Тело перевозили в полицейском фургоне! Охрана была на казаках царского конвоя, но водитель — полицейским. Он должен был составить секретный отчет для Васильева. Таковы правила!

— Вот как? — обрадовался Керенский. — И как же нам найти вашего первого жандарма?

Протопопов ссутулился и всхлипнул:

— Я дам вам домашний адрес Алексея Тихоновича…

На двери бюджетной комиссии появилась вывеска. На пришпиленном канцелярскими кнопками бумажном листе химическим карандашом размашисто было выведено: «Исполком Петросовета».

Рождественский потянул ручку и очутился в океане табачного дыма. На составленных рядком стульях лежал знакомый бородач-«георгиевец». Надвинув на глаза папаху, он оглашал комнату богатырским храпом. За столом, уронив голову на руки, сидел все тот же тощий революционер.

— У меня приказ от товарища председателя Керенского! — шагнул Рождественский к щуплому петросоветовцу.

Тот вскинулся и осоловело уставился на гостя.

— А-а! Гражданин Рождественский! — Рука потянулась к полупустой склянке со спиртом. — Присядь, потолкуем!

Рождественский грубо встряхнул его за плечи.

— У меня от Керенского приказ, слышишь? Нужно немедленно арестовать директора Департамента полиции Васильева!

— Да хоть царя! — отмахнулся тощий. — Это вон к земе моему, — кивнул он на храпящего бородача.

— Служивый! — принялся тормошить «георгиевца» Рождественский.

— Служивый! — хохотнул петросоветовец. — Бери выше! Он у нас теперь комлетбригрев!

— Кто? — от неожиданности Рождественский выпустил солдата. Тот гулко ударился затылком о стул и разлепил глаза.

— Командир летучей бригады революции! — гордо заявил тощий. Новая должность явно была его личным изобретением. — Митяй, возьми-ка пару бойцов покрепче да посодействуй гражданину! Отдохнул и будя!

— Именем революции, открывай! — Бородатый Митяй колотил в дверь увесистым кулаком. — Открывай, курва, все равно достанем!

Рождественский покосился на бойцов летучего отряда. Они уже поудобнее перехватили винтовки и собирались дубасить прикладами дверь.

«Эти достанут», — мелькнуло в голове подполковника.

— Открывай, говорю! — Митяй еще раз стукнул и щербато улыбнулся подчиненным.

В тишине квартиры вдруг раздались четыре сухих громких хлопка. Один за другим, подряд. Четыре выстрела слились в один пульсирующий грохот.

Митяя отшвырнуло от ставшей дырявой двери и бросило навзничь. Под кумачовым бантом образовалась аккуратная дырочка. Шинельное сукно вокруг нее стало быстро темнеть.

— Ах ты, контра! — зарычал здоровенный солдат и в два удара разнес в щепу дверную филенку. Второй дернул из-за пояса гранату и уцепился за чеку.

— Назад! — заорал Рождественский, оттаскивая бойцов за шиворот от входа в квартиру. — Приказ живьем брать! Назад!

Рождественский сунул здоровяку под нос револьвер и злобно процедил:

— Здесь стойте. Сам сделаю! — Бойцы хмуро молчали. — Вон командира своего лучше к машине отнесите, — добавил Рождественский и прильнул к стене.

Прислушался. В квартире висела тишина. Рождественский на секунду заглянул сквозь отверстие в двери. Света в передней не было. Он лежал узкой полоской в конце коридора.

— Алексей Тихонович, не стреляйте! — крикнул Рождественский сквозь проем. — У меня приказ! Давайте решим дело миром!

Подполковник просунул руку сквозь дверную прореху и повернул изнутри ручку замка.

— Я вхожу, Алексей Тихонович! — Рождественский аккуратно распахнул дверь.

В квартире царило безмолвие. В этой тишине доски под его ногами скрипели оглушительно. Подполковник добрался до полосы света. Она падала сквозь щель неплотно прикрытой двери.

Рождественский мельком заглянул в комнату.

Директор полицейского департамента Васильев сидел в кресле напротив входа, уперев локоть левой руки в подлокотник. Большим и указательным пальцем он неспешно растирал виски, спрятав в ладони половину лица. Правая рука покоилась на втором подлокотнике, сжимая револьвер.

«Не застрелился бы», — подумал подполковник и произнес:

— Алексей Тихонович, моя фамилия Рождественский! Не стреляйте, прошу вас!

Васильев молчал.

Подполковник убрал револьвер и кончиком пальца толкнул дверь. Она широко распахнулась.

— Вашей жизни ничто не угрожает, Алексей Тихонович! — шагнул Рождественский в комнату, выставив напоказ руки. — Я даю вам слово офицера!

Васильев поднял голову.

— Подполковник? Из Охранного отделения? — Взгляд его просветлел.

Рождественский кивнул. Память на лица у директора департамента была феноменальная, об этом знал каждый в охранке.

— В таком случае я знаю цену вашему офицерскому слову, — поджал губы Васильев и поднял револьвер.

У Рождественского перехватило дыхание.

Оружие полетело к его ногам.

— Прекратим этот фарс, подполковник, — мрачно сказал Васильев и встал с кресла. Одернул мундир. Заложил руки за спину, словно бывалый арестант. — Я истратил последние патроны на вашего коллегу. Идемте, — приказным тоном добавил он. — Куда бы вы меня ни вели — идемте!