Татьяна Мудрая - Карнавальная месса
- Название:Карнавальная месса
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Татьяна Мудрая - Карнавальная месса краткое содержание
…Земля, покрытая куполами городов-мегаполисов и невидимой Всемирной Сетью. От купола к куполу странствует на своем верном автомобиле беспечный бродяга Джошуа, не зная, куда ведут его дороги, и попросту наслаждаясь движением. Так происходит до тех пор, пока он не находит в пустыне рядом с магистралью двух очень странных персон: наполовину парализованную собаку древней породы и свойского мальчугана в рваной джинсе, утверждающего, что он король и сын расстрелянного короля. И не прикипает к обоим всем сердцем. И не предаёт невольно, пожелав быть всего-навсего осмотрительным.
Джош потеряет их обоих, в процессе поисков обшарит уйму удивительных мест — сумасшедший дом, в котором преподают древнюю и современную философию, монастырь боевых искусств, где учат суфийскому кружению, изысканной кулинарии и умению выращивать прекрасные деревья и цветы… Побывает в непонятных сказочных землях, которые не найдёшь ни на какой карте, вмешается в сомнительного свойства заговор. Везде будет встречать своих любимых — и не узнавать их, и снова с ними разлучаться.
Также Джош, по заклятью, наложенному на него некими удивительными призраками, видит вещие сны и на них учится сообразоваться не с текущими обстоятельствами, а с самим собой — своим умом, сердцем и совестью. Сам учит, проповедует, сочиняет сказки и развязывает тугие узлы, завязанные другими. Ему помогают мифические животные-помощники.
И, естественно, под самый конец, Джошуа находит сразу всех, которых искал и которые находили его сами, выручал из беды — и принимал их помощь, кого любил — и кем был любим. С кем был одним целым. Вот это завершение, собственно, и будет карнавальной мессой — священнодействием, которое неразрывно сплетается с маскарадной сменой лиц, обликов, настроений. С феерическим празднеством, которым завершается старое исчисление времен и начинается новое.
Карнавальная месса - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Дело шло уж не к осени — к зиме: в степи северный ветер шевелил седые травы, густо присоленные мелким снегом. Я бывал тут один все чаще: ибо не было тревоги, беспокойства, воспаления крови на этих просторах и было совсем неважно, ищу я здесь кого-то или сам потерялся. В биении сердца, в гудении воздуха всё забывалось, всё было едино, все вещи вокруг казались мнимым, иллюзорным покровом, пленкой, готовой порваться.
В Охриде тоже появился первый снег, мокрый, восхитительно тяжелый, обильный: каждую ночь город тихо лепил из него свою сказочную копию, свою эфемерную крепость, своего жертвенного двойника, чтобы днем отдать его озорному теплому сирокко, расточителю приданого великой ведьмы Бореа.
Однажды я, сам того не заметив, набрел на уголок настоящей зимы, сухой и холодной. День был серо-серебряный, благородно платиновый, деревья и кусты смотрелись старинным офортом. Я наколдовал — или наколядовал? — себе полушубок с капюшоном и теплые бахилы, уселся на порожке крытого павильона и стал ждать, что еще родится из этой погоды.
Под стенами беседки в саду нанесло пухлые подушки снега, а внутри хорошо было жечь костер на железном противне и пускать дым под самые потолочные балки. Мы, ребятня, сначала жгли так просто, а потом, спохватившись, вывели в окошко коленчатую трубу, которая расширялась над самым огнем: для тяги и чтобы дома не поджечь. Мама подстерегла нас, но не заругалась, что бы непременно сделала нянюшка. Мы все вместе обложили очаг еще и кирпичом, установили решетку, чтобы полено ненароком не выпало — получился камин, утеха юных пироманов и пироманок…
Из моего снежного и неприкаянного настроения родилась целая страничка жизни. Я улыбнулся, как бы спросонья, и отворил дверь в беседку. Здоровущий светло-рыжий пес с темным чепраком протолкнулся внутрь, едва не сбив меня с ног жарко дышащим телом, и плюхнулся посередине пола, отдуваясь и смеясь глазами и мордой. От ярко-розового языка шел пар.
— Вот, все думают, что Вальтер дурак, а он вовсе умный, — сообщил он мне. — И сообразительный. Руа говорит — найди, я и нашел. Нюх у меня — нет второго такого!
— Как это ты, Валька, разговаривать научился?
— Да я всегда умел, это ты раньше меня не понимал.
— Руа. Как она?
— Известно как. Ждет, пока ты зарок с нее снимешь.
— Я вам всем не чудотворец.
— Не говори так, — возразил пес. — Мы не ведаем истинных наших поступков и того, что из них получается. Перемещаем в одной стране песчинку — а в другой рождается гора. О, если бы вы, люди, знали!
— Ну и как теперь — мне пробираться в Лес и что-то там устраивать?
— Вот еще, зачем? Ты гвоздик, на который нанизаны времена, Это не я, это она сказала. Оставайся где ты есть, а твои поступки отзовутся во всех сферах.
Он пообтаял, и я почувствовал крепкий, истинно арийский его дух — не очень песий, по правде говоря, даже симпатичный. Вроде как жженым пером и простоквашей. Сел рядом на низкую лавочку, почесал ему за бархатным ухом:
— Хорошо, Валька, что ты меня учуял.
— Да, а это почему? У нас теперь зима, снег, Лори в новом пальтишке прыгает. И ты вон сделал себе зиму. По тому самому и я к тебе вместе с зимой прошел. Я еще кое-что о тебе знаю, запах твой иной выдал. У тебя беда, Джош?
— Беда, Вальтер. Не ту полюбил.
— Не понимаю. Полюбил — значит, такая и есть, какую надо. У нас, псов, немного иначе. Вначале — не любовь, а так, время вместе проводим. Щенки потом, конечно… таскай им косточки. А любовь — это уж все! Тут иди напролом и не дрогни. Если ты, то и она — оба в равной мере безумны. Потому что любовь начинается изумлением, а кончается нищетой — и разве такое совершают в здравом рассудке? — сказал он наставительно, подняв кверху правую переднюю лапу.
— Что-то ты, брат, больно умен и больно рыж, — сказал я. — Может, ты Вальтером только прикидываешься? И насчет Руа подоврал небось, персона.
— Только самую малость. Оправилась, ходит ножками, теперь бы ребеночка ей родить, хоть мутантика на образец Агниева Кирьки.
— Стоп-стоп! А о них ты откуда знаешь?
— Можно подумать, одного тебя по мирам носило, безобразник…
И исчез вместе с холодным ветром.
Вечером того же дня я слег. Звать народ на помощь и сигнализировать нашей заядлой врачебной команде покамест не было нужды; я заварил себе липового цвета, заел чай медом и вполз в постель. Дюрька испугалась было моему раздрызганному состоянию, но я ее живо утихомирил, плеснув не блюдце черного бальзаму, того самого, от Шегельда. Самому мне досталось чуточку нюхнуть.
Да, и дыма из его трубки тоже…чуточку. Я увидел ее перед собой на подушке, цыганскую… цыганкину носогрейку, и угольки тлели внутри.
— Вот что выходит, милейший, — обратился я у нему. — По ее мнению, я не трансфертин. А на самом деле? Ведь что это такое, я по-прежнему не знаю: может быть — носитель символа трансферта, или живой символ трансферта, то есть перехода, или просто некто с примесью кумыса в крови. Ага, вот почему меня сюда Сали заслал. Не дай Боже, моя мамочка с ее жокейскими приемами тоже беглая отсюда кобыла и притом Странник. Мага назвала меня хозяином трансферта, вот бы ее сейчас расспросить, да где она, эта Мага. Вышла замуж за… ну, за кого там цианские махи выходят, за жеребца какого-нибудь, не иначе. Они с мужем идут по кольцу Мебиуса вдоль, а мы с Иолантой моей режем поперек, хотим через грань переступить. Ничего метафора, папа Дэн? Вот бы тебя еще спросить, ваши тоже кое-что поняли в моей повязке. Сообразительности, говорят, прибавила. Чушь, вот сейчас он к тебе прибежал. Сидит в своем Шамсинге и зрит в корень земли. В стержень, на который все в мире нанизано…
Тут я окончательно впал в бред.
И виделось мне, что я пророс вглубь земли, как дерево, и коснулся неба ветвистой макушкой. Дети мои свесили корни с моих крепких ветвей, чтобы, упав, стать юной рощей у колен моих, корней моих, что, широко изгибаясь, выходят из моего ствола на вышине роста человеческого. В медово-сладких моих плодах рождаются и живут осы; в других, жестких и почти несъедобных, до того отложили они яйца. Личинки их превращают листья мои в бумагу, гусеницы — в шелковую нить коконов. Хлебные плоды набухают в развилках моих ветвей, и сладкое молоко течет у меня в жилах для добрых, мгновенный яд — для злых, тех, что нечисты телом и помыслом. Я врачую болести и утоляю голод и жажду. Я защита, и я отмщение. Я смерть, и я жизнь. Я существую от века и от века сопровождаю род человеческий.
Промаявшись так всю ночь, утром встал я с головною болью и сдавленным горлом, скучный и трезвый. Врачи у нас изголодались, а больницы простаивали, а потому тебя могли упечь даже с лихорадкой на губе: из-за всего этого я посвятил в мое состояние одних избранных, обложился информацией во всех видах, заткнул в ухо славную музычку, чтоб и ему скучно не было, и приготовился отлеживаться в берлоге по крайней мере неделю.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: