Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

— Нола, ну же, давай, посмотри на меня. Я вижу, ты пытаешься.

Лицо Грасни возникало и пропадало. Ее веснушки в свете очага казались чернильными кляксами. Она похудела и выглядела испуганной.

— Грасни. — Мой голос казался горячим, как кожа.

— О, — произнесла она и опустила голову. Ее слезы капали и расплывались на покрывале.

Тогда, под дождем, меня нашел Силдио. Не обнаружив меня утром в комнате, он встревожился. Когда я не вернулась к обеду, он вывел Борла к лестнице во внутренний двор.

— Ищи ее, — приказал Силдио. И Борл нашел.

Король Деррис заявил: в том, что Узор продолжает причинять мне страдания, есть смысл. Он велел Грасни проводить со мной меньше времени. Когда она отказалась, он обещал, что вызовет другого, более покладистого провидца, но ученики так расстроились, что он передумал и разрешил ей остаться (некоторые из них были выходцами из богатых семей, делавших королевству щедрые подарки).

Обо всем этом я услышала, когда начала поправляться. Но до конца я так и не выздоровела: даже спустя месяцы я не могла дойти до конца коридора, не задохнувшись. Ноги ломило, голова болела часто и так сильно, что даже самый тихий плач Лаиби казался скрежетом по металлу. Однако телу стало лучше.

И больше ничему.

— Ты перестала смеяться, — сказала Грасни. Начиналось лето. Королева, которую я никогда не видела, вот-вот должна была родить.

— Я не замечала, — ответила я.

Она нахмурилась:

— Я ведь очень веселая. Если я не могу тебя рассмешить, никто не сможет.

Я не ответила. Я вплетала ленты в волосы Лаиби — красные белакаонские ленты, вышитые синими ракушками. Ее глаза следовали за моими руками, которые брали ленты и вплетали их в ее кудри.

— Нола, — сказала Грасни тише и мягче. — Может, тебе будет лучше, если ты обо всем со мной поговоришь? Я тебя не просила, думала, ты сама все расскажешь, если захочешь, и я обязательно выслушаю. Я хочу, если это тебе поможет.

— Спасибо, — ответила я. — Ты замечательный друг. Но нет, это не поможет. Это не то, что мне нужно. Не волнуйся, — добавила я, когда она раскрыла рот. — Я обязательно скажу, когда сама во всем разберусь.

Через несколько дней она пришла ко мне после полудня. Силдио постучал, они вошли вместе, а я села на кровати.

— Ты ведь должна быть в школе, — сказала я.

Она улыбнулась и переложила из одной руки в другую пачку бумаги.

— Я зашла на минуту. У Силдио возникла идея, и мы хотим тебе рассказать…

Он кивнул. Он тоже улыбался.

— Какая идея? — спросила я.

Он вышел в коридор и вернулся с высоким, узким столиком. Поставил его под моим высоким, узким окном и вышел вновь. На этот раз в его руках был стул.

— Хотите заставить меня учиться, — сказала я.

Грасни рассмеялась.

— Не совсем. — Она положила бумагу на стол. Силдио достал из сумки чернильницу и перо и поставил рядом.

— Это была его… в общем, Силдио подумал…

— Может, Силдио сам расскажет? — спросила я и внезапно вернулась в другую, меньшую комнату с ведром в углу, где король Халдрин ставил у грязной постели стул. «Пусть скажет сама», произнес он тогда Телдару.

— Я подумал, — ответил Силдио, — если вы не хотите говорить, что вас беспокоит, может, вам об этом написать? Это и проще, и более личное, если вам так хочется.

Я покачала головой.

— Вряд ли…

— Нола, — сказала Грасни своим самым строгим голосом, от которого я обычно улыбалась. На этот раз улыбки не было. — Ты должна от этого избавиться. Это желчь, яд, помнишь? Тебя должно вырвать, прямо здесь. Ты должна выплеснуть все на бумагу. Обещай, что попробуешь. Обещай.

Ее лицо и шея покрылись красными пятнами. Они с Силдио смотрели на меня до тех пор, пока я не вздохнула и не поднялась с кровати.

— Хорошо, — ответила я. — Я попытаюсь.

И я пытаюсь.

Сейчас весна. С тех пор, как Борл отыскал меня под дождем, миновал год. Год, или почти год, сидения за этим столом. Кипы бумаги и ручьи — реки чернил (взятые из школьных запасов).

Но яд до сих пор во мне. И будет всегда, пока я живу.

Весь этот год я не возвращалась в дом, но его стены окружают меня все равно. Когда я смотрю в большие глаза Лаиби, то вижу глаза Селеры, Мамбуры, Раниора. Телдару. За их глазами — картины. Где-то там, под тонкой обгоревшей плотью, скрываются чувства.

Я давно знаю, что должна сделать. Я игнорировала это знание, отрицала его. Но теперь история написана, и я уверена — у нее только один конец.

Очень скоро я отложу перо. Сейчас вечер. Грасни рассказывает ученикам об инструментах прорицания (зерна, палочки разноцветного воска, который плавится в теплых пальцах). Я возьму Лаиби и отправлюсь во двор прорицателей. Я пройду к школе под цветущими деревьями и поднимусь по старым скошенным ступеням. Когда я появлюсь в дверях, Грасни удивится. Может, даже обрадуется, потому что я так давно не выходила из своей комнаты.

Я улыбнусь ей и удивленным ученикам.

— После уроков, — скажу я, — приходи в рощу. Я должна тебе кое-что рассказать и отвести в одно место в городе.

Я сделаю это, потому что моя история окончена.

Свои записи Нола завершила весной. Сейчас конец осени. Мне понадобилось много времени, чтобы продолжить их, хотя я знала, что должна. И очень хотела.

Я читала это два месяца. Я носила с собой столько страниц, сколько могла удержать, не уронив; читала во дворе или в той комнате, где она жила, когда мы были ученицами. Когда я только вернулась в город, король Деррис предложил мне комнату получше и побольше, но я отказалась. Мне нравится эта комната. И всегда нравилась.

У меня не получится так, как у нее. Я понятия не имела, как она пишет, пока не начала читать. Поначалу я очень расстроилась. Эти записи не похожи на ее речь. Они больше напоминают поэзию, стихи Бардрема. Она бы посмеялась над моими словами. Но чем дольше я читаю, тем больше слышу ту Нолу, которую знала, и это причиняет боль.

Где-то она описывала мое платье как облако оранжевой пыли. Я так расхохоталась, что Силдио повернулся в постели и спросил, почему я смеюсь, но к тому моменту я уже плакала.

Я обязана это сделать, поскольку, наконец, дочитала. Она бы этого ждала.

Попробую сделать так, как делала Нола: написать несколько слов, которые подтолкнут меня дальше. И эти слова будут такими: на закате мы встретились в роще.

После урока Дрену захотелось со мной поговорить. Я торопилась, но он не обращал внимания, поскольку я часто бываю нетерпеливой. Когда, наконец, я его выпроводила, небеса уже были оранжево-алыми.

— Прости, — сказала я ей. Она сидела под самым низким деревом. — Может, нам лучше пойти завтра?

Она улыбнулась. Ее волосы украшало множество заколок, которые я воткнула в них чуть раньше, но платье было другим. Красивое, фиолетовое, с кружевами вдоль ворота. Она всегда умела выбирать одежду, о чем напоминала мне каждый раз, когда видела, во что я одеваюсь.