Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

— Нет, — сказала она. — Мы пойдем сейчас. Нам понадобится лампа.

Я не боялась и не тревожилась. Месяцами я пыталась вытащить ее из комнаты и теперь чувствовала облегчение.

Мы вышли из замка. С нами, конечно, бежал Борл. Где-то над головой летела Уджа. Лаиби, которая достаточно подросла, чтобы сидеть на бедре Нолы, до сих пор выглядела слабой и больной. Однако ее волосы были очень красивы: густые и темные.

— Что ты хотела мне сказать? — спросила я по дороге.

— Позже, — ответила она. — Когда придем.

— Куда?

— Увидишь.

— Нола!

— Грасни!

Я не видела ее счастливой с тех пор, как мы были детьми, и не волновалась.

Мы остановились у железной ограды. Я глянула сквозь прутья, увидела то, что было за ними, и хотя никогда не бывала в этом доме, сразу поняла, куда мы пришли.

— Почему мы здесь? — спросила я. Она не ответила. Уджа слетела вниз, открыла ворота, а потом и дверь в дом. Они действовали очень слаженно — птица, собака и Нола. Дверь еще не открылась, а мне уже стало нехорошо.

Она лучше описывала запах. Меня едва не вырвало. Когда мы добрались до верхней ступени лестницы, я смогла взять себя в руки. «Это как сыромятня, по соседству с которой я жила в детстве», говорила я себе.

Но когда она открыла следующую дверь, я упала на колени. Запах был сильнее, и здесь я увидела тех, о ком так много слышала и думала, что могу их себе представить. Я ошибалась. В двух почерневших телах с трудом можно было узнать мужчин. Женщина казалась еще страшнее, потому что это была Селера — гниющая, осевшая Селера в платье, которым бы восхитилась Селера живая.

От всего этого мне уже было плохо. Но когда я посмотрела на клетку и увидела, кто в ней сидит, то выбежала из комнаты и помчалась по коридору. У двери с синей стеклянной ручкой мои ноги вновь подогнулись.

Нола присела рядом.

— Когда ты его воссоздала? — спросила я.

— Той весной, — ответила она.

— Когда была больна.

— Да. Я должна была, Грасни. Я с ним не закончила. Но я не возвращалась сюда целый год, пока все это писала.

— Тогда зачем ты привела меня сюда сейчас?

В ее глазах, ставших чернее обычного, блестели слезы.

— Потому что я закончила писать и знаю, что должна сделать. И я должна сказать тебе об этом, потому что ты мой самый лучший друг.

— А что ты собираешься сделать, Нола? Деррис уже пытался их сжечь, и это не сработало. — Не знаю, почему я так злилась. Может, потому, что она скрыла от меня эти ужасные вещи. А может, потому, что знала — ее ответ еще страшнее.

— Да. Они не умрут, пока жива я.

Она взяла меня за руку, но я стряхнула ее.

— Ты знаешь, я знаю, мы обе знаем. Просто скажи, что ты хочешь сделать, потому что я этого не понимаю.

Она вновь взяла меня за руку.

— Я хочу умереть.

На этот раз я не побежала. Я встала, спустилась с лестницы и вышла из дома. Остановилась у закрытых ворот, где сидела Уджа. Была ночь, и ее перья казались темнее обычного.

Я слышала, как Нола идет по стеклянным камешкам тропинки, но не повернулась.

— Возвращайся, — сказала она. — Нам надо о многом поговорить.

— Я туда не вернусь.

— Тогда идем со мной. Есть еще одно место.

— Там также пахнет? — спросила я.

На секунду она закрыла глаза. Потом посмотрела на меня и сказала:

— Пожалуйста, идем.

Мы шли улицами и аллеями, где я никогда не бывала. Она много говорила, возможно, потому, что молчала я. Помню ее голос на этих тихих улицах, но мало что помню из ее слов. Она жалела, что я не была знакома с Бардремом, потому что тогда я бы тоже могла посмеиваться над его стихами (хотя мне, по ее словам, они бы, наверное, понравились). Она говорила о видении Халдрина, в котором он плакал, и его слезы, упавшие на землю, превращались в цветы. Она сказала, что платье Селеры, которое было на ней в тот последний день, самое великолепное творение из ткани и нити, и это сделало Селеру еще более невыносимой.

Нола остановилась перед грудой камней. Мы были в нижнем городе. Я тоже встала, и мои ноги погрузились в грязь до самых щиколоток.

— Я думала, это место не будет вонять, — сказала я.

Она рассмеялась чистым смехом Нолы и начала пробираться по мусору.

— Наверное, его разрушили во время пожаров и драк, — сказала она. — Я этого не знала, но не удивлена.

— Где мы? — спросила я.

— Нам чуть дальше. — Как всегда, вопрос без ответа. Мы шли, и я держалась за ее юбку, как девочка, переходящая реку — правда, она тоже держала ребенка.

Мы вышли на открытое пространство, залитое ярким лунным светом. Вокруг лежали остатки стен — камни и доски, — а впереди стояло дерево. Одинокое маленькое дерево с тонкими ветвями и четырьмя маленькими листьями.

— Я знаю, где мы, — сказала я. — Ты мне об этом рассказывала. Это дерево Игранзи.

Нола села, прислонившись спиной к стволу. Лаиби она положила на землю, заросшую мхом. Уджа села на самую верхнюю ветку, и все дерево задрожало. Борл лег, опустив голову на колени Нолы.

— Посиди с нами, — сказала она мне. — Это то самое место.

На мгновение я увидела в ней и госпожу, и женщину, и друга, но от всего этого она начинала удаляться — в том числе и от меня. Я села, коснувшись своими коленями ее.

— Не надо, — сказала я. — Давай вернемся в замок. Ты поспишь — я попрошу Деллену сделать для тебя настой, который она продает за золото. А завтра мы поговорим.

— Лучше сейчас, — ответила она.

И мы немного поговорили. Она спросила о Силдио, я покраснела, и она увидела это даже в темноте.

— Знаю, вы будете счастливы, — сказала она.

— Но помни — теперь мы согласны с белакаонцами в том, что Узор не устанавливается раз и навсегда. Твое видение не обязательно правда.

Она улыбнулась.

— Я знала, что ты будешь счастлива.

— Мы можем уехать, — сказала я чуть позже. — Ты не уверена в самой возможности, но мы можем попробовать. Можем уехать куда-нибудь далеко, к восточным горам, или в какой-нибудь город в Лорселланде. Мой брат расскажет, где…

Она просто смотрела на меня. Даже не качала головой.

— Ладно, если ты воссоздала героев и Лаиби, но не можешь сделать так, чтобы они умерли, то, может, попробую я? Почему бы мне не расплести их Пути?

— Грасни, — сказала она терпеливо, будто говорила с Дреном. — Вспомни, как ты себя чувствовала, когда увидела мои Пути. Нет. Это было бы ужасно. Это бы тебя изменило и, вероятно, даже не помогло.

На это я ничего не сказала.

Мы обе молчали, когда небо начало светлеть. Я немного поспала, хотя не собиралась, и она тоже. Наши головы опускались и вздрагивали, как на уроках истории госпожи Кет. Должно быть, я уснула по-настоящему, потому что когда мои глаза открылись в последний раз, начинало светать, и Нола уже не сидела.

Она стояла, положив руку на дерево. Другая рука гладила кору. Она обошла вокруг ствола, иногда приседая, иногда поднимаясь на цыпочки. А потом остановилась. Порылась там, где встречались две ветви, и когда убрала руку, в ее пальцах что-то было. Лист бумаги, сложенный в маленький толстый шарик. Она развернула его и прочла. Я видела, как она заплакала.