Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

Телдару виновато посмотрел на Селеру, как бы смущенный моим безумием.

— Ты будешь для нее прорицать, — продолжил он, обратившись ко мне. — Будешь смотреть ее Узор и скажешь, что увидела.

Селера открыла рот.

— Но мастер… — возразила она. Ее руки теребили серебряный поясок на узкой талии. — Это… это же…

— Запрещено? — Он улыбнулся ей. — Конечно. Тебя учили, что провидец не должен просить другого провидца смотреть свой Узор. Тебя учили, что это отнимает силу и репутацию. — Он коснулся руки Селеры, и та зарделась (что сделало ее еще красивее). — Но я прошу забыть о том, чему тебя учили, и помочь мне. Ты сделаешь это, Селера?

Она кивнула, ее зеленые глаза округлились, а губы раскрылись в молчаливом «о».

Потом он обернулся ко мне.

— Ты посмотришь Узор Селеры, — повторил он, и я почувствовала волну восторга, который не могла подавить, несмотря на смущение и страх. Что если это и есть проклятие? Что если он лишил меня дара, и теперь мы собираемся это проверять?

Я не хотела, чтобы они видели мое состояние, поэтому пожала плечами и сказала:

— Хорошо. Что я буду использовать?

Телдару поставил рядом с кроватью металлическую миску с водой и вытащил из сумки пузырек.

— Тушь на воде, — сказал он.

«Хватит же, — подумала я. — Не нервничай и не показывай, как ты этого хочешь», но голова гудела, а руки слегка дрожали, когда я потянула чашу к себе. Вода выплеснулась через край и успокоилась.

Селера присела на колени с другой стороны чаши. Телдару передал ей пузырек, и она вытащила пробку.

— Итак, безумная, — тихо сказала она, — скажи, куда приведет меня мой Путь. — И вылила чернила.

Темные спирали, толстые и тонкие круги. Дрожащими волнами алого вокруг меня поднимается Иной мир.

Волк, орел, нож, отрубленная рука; все это висит в воздухе, замерев, а потом уносится прочь потоком темной бурлящей воды. Скоро вода исчезает в сухой потрескавшейся почве. Не остается ничего, кроме костей: ребра, таз, вытянутые пальцы, чистый отполированный череп. Место без путей, без дорог, только широкие трещины под белым солнцем.

Я лежала на спине. Потолок дрожал и становился четче. Его поверхность покрывали черные мушки, которые я всегда видела после того, как исчезал свет Иного мира.

— Она закончила, — голос Селеры казался далеким.

— Да. — Телдару звучал гораздо ближе. Я выдохнула. — И теперь она расскажет, что видела.

Он поднес к моему рту чашку, и я сделала глубокий неловкий глоток — горькое, неразведенное вино. Я закашлялась и увидела, как Селера хихикает, прикрывшись изящной рукой.

— Да, я тебе скажу, — ответила я, думая: «У Телдару ничего не получилось, нет никакого проклятия. Видение было, и теперь я с удовольствием посмотрю, как у нее исчезнут эти ужасные ямочки, когда она все услышит».

— Я видела цветы.

Слова эхом отозвались у меня в голове. Я хотела рассмеяться от неверия самой себе, но в горле будто стоял ком или странная, горячая шишка. Я не понимала, что это, но ощущение было отчетливым.

— Я видела трех детей с золотистыми волосами. У двоих из них зеленые глаза. У третьего — черные.

Селера смотрела на Телдару; ее губы приоткрылись, зеленые глаза блестели.

«Нет, — попыталась возразить я, — это не то, что я видела».

— Они смеялись, — продолжала я. Нет, нет, нет! — но эти слова я не могла произнести. Я встала, не обращая внимания на головокружение, добрела до Телдару и схватила его за накидку под самыми плечами.

— Да, Нола? — мягко сказал он, накрывая своими руками мои. — Есть что-нибудь еще?

«Что ты со мной сделал? — Я обернулась к Селере. — Посмотри, разве ты не видишь? Я закричу, брошусь на пол и буду кричать до тех пор, пока сюда не придет король Халдрин, и я все ему не расскажу».

Я не двигалась и молчала.

— Что? — спросила Селера, хмурясь. — Есть что-нибудь еще?

— Нет, — сказала я. Эта ложь без усилий соскользнула с моих губ.

— Может, она и безумна, — Селера посмотрела на Телдару, — но ее видения мне нравятся. — Она взглянула на меня. — Ты будешь прорицать мне завтра.

«Нет, больше никогда».

— Конечно, — ответила я и склонила голову.

— Самой сложной была первая часть. — Телдару ходил по комнате. Он смотрел на меня каждый раз, когда поворачивался и шел в другом направлении; смотрел, но не видел, погруженный в воспоминания о моих Путях и о том, что с ними сделал. — Во второй и в третий раз я сильно устал, но именно первый оказался сложнее всего. Надо было найти столько отдельных нитей — видения, разговоры, желания, воля: все те, что шли к твоему будущему. Это было мучительно, и я этого ожидал: я уже пытался делать такие вещи с другими. Тогда я ошибался, но не в этот раз — я знал, что у меня получилось, еще до Селеры.

Селера ушла. Мы вновь были одни. Я лежала на кровати и плакала. Мне было все равно, что он видит мои слезы. Я сама едва их замечала, только время от времени издавала глубокие, болезненные звуки, сотрясавшие все тело.

— Ты будешь видеть истинные видения, но твои рассказы о них будут ложью. Мне надо было найти все пути, которые делали это возможным! Только представь! А еще найти те, что могли этому угрожать, и избавиться от них. Выжечь до пепла.

Он сделал большой глоток вина из кувшина. Резким движением руки вытер влажные губы.

— Потом стало легче. Ты не сможешь отказать в просьбе о прорицании. Если слова произнесены, ты должна ответить — с этим никаких сложностей не было, как только я изменил первые Пути. Ты никому не скажешь, что я сделал, или что мы будем делать вместе, и ты никогда меня не оставишь. С этими было проще всего. Хотя к моменту, когда я закончил, у меня не было сил даже пошевелиться. Я едва успел тебя схватить, когда ты попыталась сбежать.

Теперь он меня видел. Улыбался, присев у постели. Рисовал круги из слез на моих щеках.

— Но сейчас ты понимаешь — это не имело бы значения. Если ты попытаешься рассказать обо мне, о том, что я делаю, если попытаешься рассказать правду, у тебя ничего не выйдет.

Он лег рядом. Я уперлась в него ладонями и коленями, но он не двигался, только притянул меня сильными руками еще ближе.

— Я сломаю, — сказала я. Проклятие, хотелось добавить мне, но ничего не вышло. Я сломаю проклятие. Он был так близко, что мое дыхание согревало мне лицо.

Он хмыкнул.

— Что сломаешь, дорогая? Еще посуду? Руку? — Он замолчал и долгими, медленными движениями начал гладить мою спину вверх и вниз. Когда он заговорил вновь, его голос был серьезным. — Не сломаешь. Только если найдешь другого провидца, достаточно сильного, чтобы изменить все Пути. Того, кто сможет вернуть их на свои места. А как это произойдет, если тебе не удастся его об этом попросить?

— Я тебя убью!