Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

«Нола, — его голос одновременно внутри меня и вдалеке. — Мы должны возвращаться. Еще много дел».

«Нет, — говорю я, и мой голос звучит как гром. — Я хочу еще…»

Он смеется, и я чувствую его губы на своем горле.

«Знаю. Такой ты и должна быть, если мы хотим ее вернуть. Идем. Мы должны убедиться, что эта часть закончена».

Гробница вокруг меня плавала, стены уплотнялись каждый раз, когда я мигала. Огонь факела был ярко-зеленым, на камнях расплывались черные пятна, будто синяки. Я лежала на боку лицом к саркофагу. Телдару был на ногах, и на секунду его фигура показалась мне серебристой и золотой. Я прижала к глазам дрожащие руки, а когда отвела их, увидела белое платье Селеры и ее драгоценности, покрытые черными рыбами зрительных пятен.

Я села и подползла к Телдару. Я чувствовала силу своего Иного Я, которая давила на плоть и мышцы, и это она толкала меня, а не желание знать, что он замыслил. Я направлялась к нему с силой, немая от ужаса, а потом поднялась на колени и увидела.

Глаза Селеры были открыты. Она смотрела ему в лицо — мертвая, подумала я с облегчением и очередным приливом ужаса, но потом она моргнула. Это было медленное движение, как подъем и падение ее грудной клетки.

— Жива, — еле слышно сказала я.

Телдару притянул меня к себе; я не сопротивлялась. Он обнял меня и Селеру, нас обеих.

— Да, — ответил он. — Но смотри.

Ее глаза нашли меня и сосредоточились. Потом вернулись к нему, замерли. Она испустила влажный, долгий выдох. Телдару взял мою руку и положил ей на щеку, которая оказалась обжигающе горячей. Я ожидала холода, вздрогнула, попыталась отдернуть ладонь, но он держал крепко. «Пустыня, — подумала я, — кости, песок и белое горячее небо».

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, потом в губы. Я услышала еще один хрип. Ее глаза замерли на его лице. Кожа внезапно похолодела, и я усомнилась, была ли она горячей. Я только представила это, вообразила. Но я была полна сил и голодна, а ее шея кровоточила — там, где я ее прокусила, еще текла кровь.

Он вновь поцеловал ее, теперь глубоко, словно она могла ответить. Должно быть, он почувствовал мою дрожь, поскольку выпрямился и сказал:

— Ты волнуешься; нам надо торопиться. Взгляни на нее и найди путь назад.

«Нет», подумала я, но разве я могла возражать? Мы должны вернуть ее, и я была готова: меня торопили мое тело и видения, не только он. Я прогнала черные пятна, сосредоточилась на ее лице, но мой взгляд был прикован к шее. Ясный влажный узор, который создали мои зубы. Я прищурилась и в следующую секунду уже была по ту сторону, а он со смехом следовал за мной.

Живой мир Селеры был похож на мир Лаэдона; мертвый ничем не напоминал мир Борла. «Конечно, — думаю я. — Ведь он животное». Но голова все равно кружится. Вытягиваю руки — или мне кажется, — но пространство вокруг такое черное, что я ничего не вижу. Под ногами нет ничего, что тянется и искривляется, ищет и прячется.

«Стой спокойно», откуда-то говорит Телдару. Я расслабляюсь, и он рядом, прижимает меня к себе. Я упираюсь, но его руки как корни оборачиваются вокруг меня, и я чувствую облегчение, поскольку тьма непроницаема.

«Слишком поздно, — бормочу я. — Она умерла».

«Нет, — он берет мое лицо, целует в лоб, нос и щеку. — Найди цвет, — произносит он у самых моих губ. — Должно быть несколько цветов; найди хотя бы один».

Он разворачивает меня, оказываясь за спиной, как в последнем видении. Я закрываю глаза, потом открываю и действительно вижу разницу. Мир полон теней. Некоторые кажутся черными, и их движение я вижу: они извиваются и летят, словно дым. Другие, чуть дальше, светлые — серые или белые, — и когда я сосредотачиваюсь, некоторые начинают меняться. Я вижу вспышку зеленого, вспышку бронзового и бросаюсь вперед. Я не жду, что смогу прикоснуться к этим огонькам, но зеленый уже в моей руке. Он слабый, горячий, как щека Селеры, и я едва не роняю его. Рука Телдару накрывает мою, и мы оба крепко его держим.

«Теперь еще», говорит он, и внезапно там, где был зеленый, я вижу самые разные цвета — путаница лент, каждая из них — своего оттенка, и все они неподвижны. Телдару проходит мимо; я вижу его руку, невозможно длинную. Он хватает пригоршню лент и осторожно тянет к себе. Он сплетает их, касается одной, соединяет с другими, и они начинают светиться и подергиваться. В каждой яркой переплетенной полосе я вижу образ: младенец, солнце, ожерелье, зеркало. Их много, и они меняются с каждым ударом моего сердца.

«Откуда ты знаешь, что делать?», спрашиваю я.

«Чувствую, — отвечает он. — Они помнят. Добавь свои и увидишь».

Я наклоняюсь и притягиваю зеленую ленту к другим. Коснувшись их, она начинает дергаться и хлестать во все стороны. Мои ладони горят, но я умудряюсь обернуть ее вокруг синей и оранжевой. Она выскальзывает из руки и завершает то, что я начала, вплетая себя сама, создавая собственный узор. Я смеюсь от удивления, вновь чувствую силу, а потом тянусь за новой лентой, жадная и уверенная.

Темнота начинает проясняться, или, быть может, это лишь смена образов. Я не могу их определить — они приходят и уходят очень быстро. Небеса — я вижу небеса, а значит, это не просто светлые картины. Подо мной земля в грубых трещинах. Впереди красный холм. Телдару бросает переплетенные ленты, которые падают и превращаются в дорогу, пульсирующую серебристую тропу с золотистым оттенком. Я бросаю свою сплетенную нить, которая тоже становится дорогой. Она ползет прочь, и земля под моими босыми ногами смягчается.

Поначалу все просто. Во мне много силы, и я работаю легко, притягивая слабые провисающие ленты и заставляя их дышать. «Легко, легко», думаю я, глядя на то, как они твердеют и скользят прочь. Легко, и передо мной открываются каньоны, а у горизонта вздымаются холмы.

Но затем легкость исчезает. В моих руках синий шнур, и внезапно я чувствую, как изнутри меня что-то тянет. Я задыхаюсь от внезапной боли, резкой, как металл, которым меня режет Телдару.

«Не беспокойся, — говорит он. — Ты почти не почувствуешь, если будешь продолжать», но я чувствую. Каждый раз, касаясь ленты или видя образ, я чувствую, как внутри меня все рвется. Я помню, как из моих вен текла сила, наполняя мертвые пути Борла, но сейчас все иначе. Я кричу, царапаю кожу, но боль слишком сильна.

«Нола! Оставайся со мной!» Он касается меня. Я едва его чувствую. «Нола!» Красное чернеет — это мое или ее? — и все цвета исчезают. Его руки на моих плечах. Он толкает меня, и я падаю, чувствуя движение воздуха.

Вокруг меня был камень. Настоящий камень. Гробница Раниора. Я лежала на спине. Все мои кости казались переломанными. Но нет, я шевелилась и дергалась.