Николай Чугунов - Per aspera ad astra II B

— Возможно, это и к лучшему, — вздохнув, отозвался Торуа. — Я пока не готов отказаться от мысли, что Орбитар — действительно осколок нашего мира, а не чуток измененная часть местного.

— На том и порешим, — Люсинда, прищелкнув пальцами, вновь наполнила чашку адъютанта. — думаю, излишне тебя просить сохранить все увиденное в тайне?

Уланов, присвистывая, спускался по склону, ленивыми взмахами меча срезая придорожный репейник. Кожаные штаны за спиной приятно грели спину, надежно отгоняя беспокойство насчет внешнего вида.

— Стоять!

Пададин, вздохнув, бережно сгрузил поклажу на придорожную траву и обернулся. Чуть поодаль стоял незнакомый рыцарь, обряженный в алые доспехи. Его лицо прикрывало фигурное забрало в форме на редкость уродливой звериной морды.

— А тебе-то что от меня надо? — со вздохом поинтересовался Уланов.

— Ответа, — коротко отозвался незнакомец и поднял забрало. — Для начала — почему ты нас предал?

Паладин коротко усмехнулся.

— Предал? Значит, теперь так называется ситуация, когда тебя даже не пытаются отыскать? Ты же знаешь — никого из нас и не пытались спасти, — Уланов сделал осторожный шаг вперед. — Ты сам читал отчеты, помнишь?

— Тогда у нас творилось невесть что, ты сам знаешь.

— И это, по-твоему, хорошее оправдание? Меня послали невесть куда — Флигг мне заявила лично: «Поразнюхивай, что да как!» Мол, отчеты с поверхности недостоверны, и она хочет получить что-нибудь свежее. В итоге меня там едва не убили — причем на второй день! Спасли, к слову, буквально чудом — именно местные. И ты теперь хочешь, чтобы я их предал? Именно их — а не вас, которые и так меня бросили?

— Мы несем мир!

— Да? — язвительно протянул паладин. — Одно наше появление вызвало войну, и это еще не конец. Ты в курсе, что прямо сейчас твои соратники воюют против Америта — исключительно из мести, поскольку на Небосводную никто не нападал?

— Расскажи это моим… моим знакомым, — Браско закашлялся, вспомнив покойных бюрократов с фермы «Д-12». — Америт ударил первым!

— Какая разница? — Уланов пожал плечами. — Нам не стоило сюда приходить — и неважно, какие причины были изначально.

— Мы получили приказ!

— Если он преступен — выполнять его тоже будет преступлением, — паладин заметил, как напряглось лицо Браско, и усмехнулся. — Даже если тебе скажут: «за все отвечаю я!» Так что можешь считать — я просто отказался участвовать в геноциде мирного населения.

— Это решать не тебе, — шпага с легким шипением выползла из ножен. — Защищайся.

К немалому облегчению Уланова, наличие шпаги не сделало из Браско выдающегося фехтовальщика. Сержант постоянно пытался атаковать паладина, словно шпага была самое большее десять сантиметров длиной — как десантный нож Это изрядно облегчало Уланову его задачу — вывести Браско из строя, ни в коем случае не убивая.

— Ты… трус! — сержант в очередной раз промахнулся, пронзив насквозь тощий клен на обочине. — Бейся по-честному.

— Это как? — хмыкнул Уланов, ловко разрезая наплечник, словно тот был сделан из картона. — На мне, если ты не заметил, всего-то трусы и пара сапог, а на тебе — полный рыцарский доспех.

— Все… равно! — сержант на миг застыл неподвижно, вытягивая блестящее лезвие из вязкого дерева. Паладин, не теряя времени зря, рассек пополам ремень кольчужных штанов, и те с легким звоном ссыпались к его ногам. — Ты… заплатишь!

— Вряд ли, — Уланов ловко увернулся от сияющего лезвия шпаги, которое едва не рассекло его пополам. — Сначала догони.

— Тварь, — с ненавистью выдохнул сержант, с грохотом падая на землю. — Я все равно доберусь до тебя!

— Не сегодня, — лезвие кладенца плашмя обрушилось на шлем, сминая его. Браско дернулся и потерял сознание — впрочем, как знал Уланов, не слишком надолго. — И даже не завтра. А там, глядишь, ты и сам поймешь, куда попал.

До Новиграда оставалось около двух километров, когда стемнело окончательно. Уланов медленно шел по разбитой дороге, ничуть не желая сломать ногу, просто наступив на коровью лепешку. За спиной сонно ворочался и попискивал мешок с наследием дракона, и с этим надо было срочно что-то делать. В городе его ждала нежданная невеста и нежеланный брак — и это тоже требовало решения. В полусотне километров южнее горел Тимельбаум, осажденный армией теней, а восточнее поднималась серая тень Флигг, человека, который постепенно становился куда большим, чем простой смертный.

Времени заниматься «старыми долгами» не было совершенно, и потому Браско, привязанному к не очень толстой елочке, придется обождать своей очереди.

Штурман медленно погружался в бездонную пучину, совершенно утратив ощущение времени, пространства и веса. В этом месте не было ничего материального, кроме дроида, да и он сам постепенно растворялся в том странном веществе, которое его окружало.

Сознание робота превратилось в сверкающий пруд с идеально ровной поверхностью, которую не нарушала ни одна, даже самая мелкая мысль.

Внезапно странный студень сотряс колоссальный удар — словно по бесконечно далекой поверхности ударили тысячи кузнечных молотов разом, и дроида накрыла волна неутолимой ярости. Его сознание плавилось в вихре эмоций, не оставив от прежней безмятежности и следа. Секундой позже удар повторился, и штурман решил, что пора что-то с этим делать.

Сейчас зеркало его сознания кипело мириадами пузырьков, разогретое бурей чувств — настолько сильных, что связи между мыслями — паутинной толщины нити — рвались в клочья, едва успев сформироваться. На миг штурман почувствовал, что его сознание просто расползается в стороны, как гнилая тряпка, и это ему отчаянно не понравилось.

«А почему круги на воде всегда круглые? — штурман выделил самую глупую, и потому самую устойчивую к постороннему воздействию мысль. — А что, если они станут квадратными?» Ртутная капелька мысли тут же отозвалась на его пожелание, выбросив едва заметную гребенку волн, расположившихся в виде прямоугольника, секундой позже превратившегося в квадрат. Следом и сама капля стала кубиком, а секундой позже все пузырьки обрели строгую граненую форму.

— А теперь — станьте соразмерными! — воскликнул дроид. Кубики послушно подровняли размеры так, что теперь восемь самых мелких мыслишек занимали ровно столько места, как одна покрупнее. — Слейтесь!

Теперь, когда элементы сознания сжались в сверкающий монолит, разорвать связи между ними стало куда сложнее. Тоненькие паутинки сплетались и разбегались, то и дело прячась за непробиваемыми гранями элементов сознания, надежно изолировав мысли штурмана от влияния извне.

Теперь пруда не существовало вовсе — его содержимое без остатка перетекло в металлический куб. Он одновременно был и состоянием полного покоя, и эквивалентом абсолютной подвижности — только вся жизнь ушла вглубь, спрятавшись от посторонних. Эмоции тоже исчезли, оставшись снаружи — похоже, они также оказались навеяны извне.