Сергей Карпущенко - Маска Владигора

И голые люди, стоявшие плотной толпой, плечом к плечу, с горящими от радости глазами, ответили колдуну дружным протяжным приветствием, воздев вверх правую руку. Повара, что стряпали совсем неподалеку, услышав донесшийся до них гул, подумали было, что это раскаты грома, но, выглянув в окно, не только не увидели дождя, но не заметили на небе даже облачка.

Долог был путь от Бореи до гор Рифейских, но чем дольше ехал туда Велигор, пересекая широкие реки, минуя деревушки и городища, тем крепче становилась в нем уверенность, что добиться встречи с чародеем Веденеем он обязан во что бы то ни стало.

Все, что совершал он прежде в жизни своей, казалось ему теперь вредным для людей: грабил, беспощадно убивал тех, кто не желал своею волей расставаться с добром, не почитал богов, потому что, кроме силы человеческой, никакой иной силы в окружающем его мире признавать не хотел. Если над ним светило солнце, то он и задумываться не хотел, зачем оно светит и кто его зажег. Лес с могучими деревьями, оживающими весной, звери, птицы казались ему созданными лишь для его надобностей: из деревьев можно дом построить, можно, убивая зверей и птиц, быть сытым. Дети, на взгляд Велигора, рождались тоже лишь для его блага — становились либо сподвижниками в разбойничьих делах, либо теми, кого он грабил, а женщины всегда служили для его любовных утех, и в них Велигор не видел прежде ничего, что могло бы уравнять их в правах с мужчинами, хотя в лесном городище жили женщины сильные, смелые, умело сражавшиеся рядом со своими мужьями.

Своих родителей Велигор не знал. Лесная ведунья подобрала его младенцем на дороге, запеленутого, лежащего в берестяном коробе. Только перед своею смертью открыла она ему, что зовут его Велий, имя это было начертано на золотой подвеске, надетой на шейку младенца. Рассмотрел подросток Велий ту подвеску, признал в ней вещь дорогую, и сердце его гордостью и честолюбием преисполнилось.

«Княжеской я породы! — воскликнул он. — Только брошен посреди леса или утерян кем-то! Буду князем! Хочу, чтобы люди слушались меня, подчинялись мне!»

Но ничего лучше не придумал Велий кроме того, как выйти на проезжую дорогу да и ограбить проезжего купца. Стражников его убил, обзавелся не только товаром знатным, но и оружием хорошим. Трех бродяг уговорил разбойничать с ним вместе — дело пошло на лад, товаров и казны прибавлялось, а жили они в лесных полуземлянках.

Шайка Велия, который из гордыни придумал себе имя Велигор, чтобы громче оно звучало, росла от года к году. Мало показалось Велигору так называть себя, — товарищам своим открыл однажды, что княжеского он происхождения, подвеску золотую показал, и на круге разбойничьем все общим голосом решили, что стоит именоваться их главарю князем Гнилого Леса, ибо промышляли они в Гнилом Лесу. И все бы ладно было для Велигора и его ватаги, если б не чары Краса, из-за которых лишились жизни сподвижники князя Гнилого Леса, а сам он превратился в человека с лебединым крылом.

Как-то раз, по дороге к Рифейским горам, заглянул Велигор в одну худую, грязную корчму, чтобы прикупить там хлеба да вяленого мяса. Корчма стояла в слободе города Поскреба, сидели в ней за долбленными из липы чарами подмастерья, мелкие торговцы, водоносы, золотари, люди всяких надобностей строительных. Пьяные и озорные уже сидели, а поэтому, когда близ них уселся человек с гордым, красивым лицом, но без меча, в простом плаще, имевший усталый вид, воззрились на него дерзко, как обычно встречают в простонародье чужаков.

Хозяйка поставила перед ним целую жареную курицу да ковшик меда дорогого, и тогда уже и недовольство выразилось на лицах работящего поскребского люда.

— Гляди-ка, какой ерш приплыл! — отважился воскликнуть один из мастеровых. — Курятину уплетает, а мы тут хлебушком пиво заедаем…

— И кулаком загрызаем! — подхватил другой.

— Ерш ершом, а держит себя точно лещ, а то и голавль! Откель же такой явился?

Велигор, не обращая внимания на возгласы соседей по столу, с жадностью продолжал есть, держа курицу одной рукой, а голытьба глумилась:

— Нет, ты погляди, каков! Жрет, как свин, которого хозяйка к празднику Стрибога зарезать захотела, а нам не предлагает!

И вдруг кто-то из подгулявших слобожан заметил:

— Братва, а поглядите-ка, управляется-то он все одной рукой, другая у него хламидкой прикрыта.

Чего ж он там такое прячет? Может, оттяпали ему руку?

Но это предположение успеха не имело. Слобожане один за другим предлагали свои объяснения: мол, чужак держит под плащом меч и всех их намерен мечом этим крушить; или, может, прячет он там какое-то ценное добро, показать которое прилюдно боится; другие даже решили, что у свиты приезжего рукав оторвался, а показать голую руку на людях ему совестно — засмеют.

Наконец один из слобожан, самый шустрый, поднялся с места, на цыпочках, крадучись, подошел к Велигору и вздернул над правым его бедром свесившуюся до пола мантию.

И тотчас возгласы ужаса раздались в полутемной горнице корчмы. Все увидели большое лебединое крыло на месте правой руки незнакомца, повернувшего к людям голову и спокойно смотревшего на них.

— Ну что, собачьи кишки, бабьи последы, удовлетворили свое любопытство? — сурово спросил Велигор, продолжая дожевывать курицу.

Все молчали, привстав с лавок и выпучив от страха глаза, покуда один из мастеровых не закричал, схватив со стола длинный хлебный нож:

— Земляки, дак это ж оборотень! Бросайтесь на него, режьте, не то всех он нас заворожит, всех испортит!

Призыв его вселил в слобожан уверенность, что расправиться с крылатым чужаком нужно во что бы то ни стало, и вот кто нож из-за пояса достал, кто подхватил кочергу, стоявшую рядом с очагом, кто ковшик — и все стали наступать на Велигора, не сомневаясь в своей победе.

Князь Гнилого Леса вскочил на ноги, хотел было выхватить кинжал, не боясь того, что заклятие Краса распространяется и на этот род оружия, но что-то вдруг дрогнуло в его душе, и не захотелось ему почему-то проливать чужую кровь. Поднялось над головой его белоснежное крыло, зашумев широкими перьями, будто взлететь хотел над землею Велигор, и с губ его слетело:

— Остановитесь! Не оборотень я! Такой же, как вы, человек, на вашем же языке говорящий!

И странно — замерли слобожане, уставясь на лебединое крыло, как завороженные глядели они на белые перья, и из рук их падало на дощатый пол оружие — ножи, кочерга, глиняный ковшик. Сам Велигор не понимал, как могло произойти такое странное и быстрое превращение одного чувства в другое: гнев и ярость сменились безволием и покорностью, хоть сейчас бей слобожан или вяжи, все так же, верно, стоять будут…