Клайв Льюис - Хроники Нарнии

— А выбери мы тот путь, каким пришел я, — продолжал Трампкин, — мы бы тоже нарвались на часовых и тоже бежали бы, спасаясь от стрел. Сдается мне, выбор был сделан правильный.

— А толку-то? — проворчал Эдмунд.

— Никакого, — отозвалась Сьюзен.

— Наверное, нужно вернуться, — тихо проговорила Люси.

— Лу, какая же ты умница! — вскричал Питер. — Любой из нас на твоем месте давно бы уже все уши прожужжал: «Я вам говорила! Я вас предупреждала!» Что ж, идем.

— Как только доберемся до леса, — заявил Трампкин, — я разведу костер и пожарю мясо. Уж больно кушать хочется.

Описывать обратный путь вдоль Камышовки и по оврагу нет необходимости. Все изрядно утомились, но, как ни странно, переговаривались почти весело. Они обрели второе дыхание, да и предвкушение ужина заставляло живее переставлять ноги.

Достигли того самого ельника, который обходили поутру, и разбили лагерь в лощинке под этим ельником. Собирать дрова для костра никому не хотелось, но пришлось; зато с каким восторгом все глядели потом на ярко вспыхнувший костер! Достали из карманов кровоточащие куски медвежьего мяса (для тех, кто целый день провел не на воздухе, а в четырех стенах, — зрелище отнюдь не аппетитное). Гном оказался отличным поваром. Он взял оставшиеся яблоки (те самые, прихваченные с острова), завернул каждый плод в мясо, словно собирался готовить яблоки в тесте, насадил на палки и стал жарить. Яблочный сок пропитал мясо, как пропитывает соус. Наблюдая за тем, как готовится жаркое, гном делился кулинарными секретами. Выяснилось, что мясо медведя, поедавшего других животных, не очень вкусное, зато у того, который лакомился фруктами и медом, — просто пальчики оближешь; и медведь, напавший на ребят, оказался как раз из таких. Ужин получился замечательный, тем паче, что посуду мыть было не надо — лежи себе, вытянув натруженные ноги, да наблюдай за дымком из трубки Трампкина. Настроение было радостным: завтра они наверняка найдут короля Каспиана, а через несколько дней победят Мираза. (Естественно, уповать на это было несколько неразумно, однако ребята преисполнились надежд.)

После ужина все быстро заснули, погрузившись в крепкий сон без сновидений.

Люси проснулась среди ночи. Ей почудилось, будто знакомый голос, голос, который она не спутала бы ни с каким другим, зовет ее по имени. Сперва она решила, что это голос отца, но нет, на отцовский он все-таки был не похож… Неужели Питер? Нет, брат спит. Вставать не хотелось, и не из-за усталости — она чувствовала себя отдохнувшей, ничто у нее не болело, — но из-за того, что ей было так хорошо и уютно… Над головой светила нарнианская луна, больше привычной земной, и мерцало звездное небо.

— Люси, — снова позвал знакомый голос. Девочка села, она вся дрожала — не от страха, а от восхитительного предчувствия. Луна сияла так ярко, что в лесу было светло почти как днем; правда, в лунном свете лес все же выглядел более… диким, что ли. За спиной шелестели ветвями ели, справа возвышались зазубренные утесы, а впереди, на расстоянии полета стрелы, виднелась окруженная деревьями полянка. Люси пригляделась к деревьям.

— Ой, да они же двигаются! — прошептала девочка. — Пли мне кажется?

Она поднялась и с колотящимся сердцем осторожно по-bi ла к полянке. Оттуда доносился странный шум — словно ветер ворошил листву, но ветра не было и в помине! Впрочем, в этом шуме была некая особенность, как если бы он складывался в напев, в мелодию, которую было никак не уловить; Люси сразу вспомнилась предыдущая ночь, когда она пыталась понять, о чем шепчутся деревья. Ноги задвигались сами собой, норовя пуститься в пляс. Не осталось ни малейших сомнений: деревья и вправду двигались — туда, сюда, сходились и расходились, как в каком-нибудь сельском танце. «И что же им танцевать, как не деревенский танец?» — мельком подумалось Люси. Она подошла к полянке почти вплотную.

Первое дерево, которое она разглядела как следует, показалось ей вовсе не деревом, а высоким мужчиной с лохматой бородой и всклокоченными волосами. Она ничуть не испугалась, ибо уже видела — и не раз — этакие превращения. Но со-второго взгляда мужчина исчез, снова обернулся деревом, которое, кстати сказать, продолжало неспешно двигаться. Что у него, корни или ноги, понять было невозможно; ведь когда деревья двигаются, они не ступают по земле, а идут по ней вброд, как люди по мелкой воде. И то же самое было со всеми другими деревьями. С первого взгляда они казались великанами, обретшими людское обличье по велению доброй магии, что пробудила их к жизни; а со второго — вновь становились обыкновенными деревьями. Правда, не совсем обыкновенными; они неуловимо напоминали людей (а когда выглядели как люди, столь же неуловимо напоминали деревья). Диковинный напев между тем по-прежнему лился над полянкой.

— Они почти пробудились, — прошептала Люси, — совсем чуть-чуть осталось.

Что же до нее самой… Поначалу она еще сомневалась, а не снится ли ей все это, но теперь никаких сомнений не осталось.

Люси бесстрашно вступила в круг деревьев и принялась танцевать вместе с ними, уворачиваясь от толстых ветвей. Впрочем, танцевала она недолго; ее влекло дальше, за деревья, ибо знакомый голос доносился откуда-то из-за круга.

Вскоре она миновала танцующие деревья. «Интересно, — вдруг подумалось ей, — а что это было — она отводила руками ветви или, наоборот, соединяла руки с другими, образуя Великую Цепь?» И очутилась на полянке, где причудливо смешивались лунный свет и глубокие черные тени.

Ее глазам предстала ровная, будто аккуратно подстриженная, трава. А посреди полянки… О счастье! Посреди полянки стоял он — огромный Лев, белоснежный в свете луны. Под ногами у льва лежала его густая черная тень.

Он стоял неподвижно и, когда бы кисточка хвоста не дрожала, мог сойти за каменное изваяние. Но Люси ни на миг не усомнилась в том, что перед нею — живой Лев. Забыв обо всем, она бросилась к огромному зверю, чувствуя, что сердце ее готово выпрыгнуть из груди. В следующее мгновение девочка обхватила льва за шею, уткнулась лицом в его шелковистую гриву и принялась покрывать ее поцелуями.

— Эслан, милый Эслан! — всхлипывала она. — Наконец-то!

Зверь перекатился набок, и Люси очутилась у него между передними лапами. Потом он подался вперед и коснулся ее носика своим шершавым языком. Девочка ощутила теплое, сладостное дыхание. Вскинув голову, она посмотрела ему прямо в глаза.

— Здравствуй, дитя мое, — промолвил Лев.

— Эслан, — пролепетала Люси, — ты вырос…

— Ты стала старше, дитя мое, вот и я вырос, — отвечал Лев.

— Но ты не постарел?

— Нет. Но чем старше ты становишься, тем больше я делаюсь.

Люси снова прильнула к нему. Ей было так хорошо, что говорить вовсе не хотелось.