Клайв Льюис - Хроники Нарнии

Этот рык, басовитый, с переливами, напоминавший поначалу пение органа, становился громче и громче, пока не задрожала земля под ногами, заполнял собой все окрест, перекидывался от холма к холму, растекаясь — нет, разлетаясь — над Нарнией. В лагере Мираза солдаты, вырванные этим рыком из сновидений, судорожно хватались за мечи. На Великой Реке вынырнули на поверхность наяды, а следом показалась и лохматая, с водорослями в бороде, голова речного бога. За рекой, на каждом поле и в каждом лесу, насторожили уши звери и птицы: высунулись из нор зайцы, встрепенулись певчие птахи, заухали филины, залаяли лисицы, зафыркали ежи. Зашевелились, словно пробуждаясь от долгой спячки, деревья. В городах и деревнях перепуганные матери крепче прижимали к себе детей, мужчины спрыгивали с кроватей и принимались искать оружие. Тоскливо выли собаки. На северных рубежах Нарнии выглянули из своих мрачных замков горные великаны.

Люси и Сьюзен вдруг заметили, что со всех сторон на них надвигается что-то темное, похожее на туман, ползущий над самой землей. Потом почудилось, будто это вовсе и не туман, а широко разлившаяся вода — черные валы вздымались все выше, грозя затопить окрестности. Вот «море» подступило совсем близко, и девочки ахнули: то были деревья! Бесчисленное множество деревьев стекалось к холму, с которого раздавался львиный рык. У холма же с деревьями происходила чудесная перемена: кланяясь, приседая, простирая к Эслану гибкие ветви, они мало-помалу утрачивали свой древесный облик и становились людьми. Бледные девы-березницы качали головами, женщины-ивы откидывали с лиц волосы, чтобы взглянуть на льва, величавые, гордые буки замерли перед Эсланом в неподвижности; коренастые дубы, задумчивые вязы, лохматые падубы (кожа смуглая, женщины — в украшениях из ярко-красных ягод), веселые рябины — все склонялись в поклонах и возглашали наперебой: «Эслан! Эслан!», кто звонко, кто хрипло, кто едва слышно от робости и радости.

Вскоре люди-деревья пустились в пляс вокруг Эслана, а толпа все прибывала и прибывала, и уследить, кто здесь уже давно, а кто пришел только что, не было никакой возможности. Люси и глазом моргнуть не успела, как среди пляшущих появился юноша, облаченный в бычью шкуру, с венком из виноградных листьев в волосах. На красивом лице — пожалуй, чересчур уж красивом для мужчины — блуждала безумная улыбка. С первого взгляда становилось ясно (как сказал Эдмунд, встретивший этого юношу несколько дней спустя), что он способен выкинуть что угодно — просто что угодно. Откликался он на множество имен, среди которых чаще всего звучали Бромий, Бассарей и Телец. Его сопровождала компания девушек, не менее безумных, чем он сам. Все они громко смеялись и кричали: «Эвое! Эвое! Эвое!»

Поневоле создавалось впечатление, будто все играют в какую-то игру, едва ли не каждый — в свою собственную. Больше всего происходящее напоминало игру в жмурки, только водящий был не один: чудилось, что повязки — на глазах у всех до единого. Вдобавок какой-то невероятно толстый старик верхом на осле вдруг закричал: «Еды! Еды!» В следующий миг он свалился с осла, и его долго усаживали обратно, а осел, похоже, решил, что оказался в цирке и вознамерился пройтись на задних ногах. И повсюду, повсюду расползались виноградные лозы. Люси хотела откинуть волосы со лба — и задела лозу у себя над головой. Ноги людей-деревьев словно утопали в этих лозах, а осел толстого старика вообще скрылся под ними по самую макушку, на которой раскачивалось что-то темное. Апельсины! Куда ни посмотри, везде на лозах чудесным образом возникали сочные плоды.

— Еды! Еды! — снова закричал старик. Все набросились на апельсины (скажу откровенно — таких вкусных вы в жизни не пробовали: крупные, спелые, отборные, один к одному). О том, как надо вести себя за столом, никто, понятно, и не вспоминал — тем паче, что никакого стола не было и в помине. Ели жадно, едва успевая глотать, облизывали липкие от сока пальцы — и ни на миг не прекращали смеяться и вопить: «Эвое! Эвое!».

Внезапно стало ясно, что пир подошел к концу. Все уселись и повернулись к Эслану.

Над окоемом поднялось солнце.

— Я вспомнила! — прошептала Люси на ухо Сьюзен.

— Что вспомнила? — не поняла та.

— Вспомнила, кто они такие. Юноша — Вакх, а старик на осле — Силен. Господин Тамнус рассказывал нам про них, давным-давно.

— Ах, да! Знаешь, Лу…

— Что?

— Хорошо, что Эслан здесь. Без него я бы Вакха испугалась.

— Я бы тоже, — тихо ответила Люси.

Едва верховный король и двое его спутников миновали низенькую каменную арку — вход в курган, как им навстречу выскочили два барсука с белыми пятнами на мордочках.

— Стой! Кто идет? — крикнул один из барсуков, оскалив клыки.

— Трампкин, — отозвался гном. — Ведет верховного короля Нарнии.

Барсуки по очереди ткнулись носами в ладонь Питеру.

— Наконец-то! — воскликнули они хором.

— Посветите нам, друзья, — попросил Трампкин.

Барсуки тут же извлекли откуда-то факел. Питер зажег его и протянул гному.

— Веди, НМД, — сказал он. — А то с нас станется заплутать.

Трампкин принял факел и повел королей по темному, сыроватому туннелю, украшенные резьбой стены которого были почти сплошь затянуты паутиной. Над головами изредка проносились летучие мыши. И Питер, и Эдмунд не могли отделаться от ощущения, будто угодили в ловушку — или попали в тюрьму.

— Пит, — прошептал Эдмунд, — ты только глянь! Резьба на стенах старинная… Сколько ж тут лет минуло? При нас-то никакой резьбы не было!

— Угу, — отозвался Питер. — Жуть, верно?

Гном повернул направо, потом налево, спустился по ступенькам и снова свернул налево. Впереди замерцал свет, пробивавшийся из-под деревянной двери. Из-за той же двери слышались голоса — громкие, рассерженные. В помещении за дверью явно спорили, да так рьяно, что не услышали шагов и бряцания доспехов в коридоре.

— Не нравится мне это, — проговорил Трампкин, обращаясь к Питеру. — Может, послушаем? — Они подошли поближе к двери и прислушались.

— Тебе прекрасно известно, — молвил первый голос («Король», — пояснил гном), — почему на рассвете мы так и не протрубили в Рог. Или ты забыл, что Мираз напал на нас, едва Трампкин ушел, и что добрых три часа подряд мы отбивались как могли? Я протрубил в Рог, как только появилась возможность.

— Такое не забудешь, — мрачно отозвался другой голос («Никабрик», — прошептал Трампкин). — Основной удар пришелся как раз по гномам. Погиб каждый пятый…

— Постыдись, гном! — вмешался третий голос («Землерой», — подсказал Трампкин). — Все сражались доблестно, а нашему королю вообще не было равных.

— Мне стыдиться нечего, — огрызнулся Никабрик, — Я говорю то, что знаю. А знаю я вот что: или в Рог протрубили слишком поздно, или никакой он не волшебный, потому что помощь не пришла. Эй, ты, мудрец великий, чародей самозванный, всезнайка-полукровка! По-твоему, мы все также должны сидеть и ждать подмоги от твоего Эслана и всяких там королей древности?