Клайв Льюис - Хроники Нарнии

Вечером чародей пригласил всех нарнианцев на ужин, и Люси подивилась про себя тому, что теперь, когда она ничего не боялась, верхний этаж виделся ей совсем иначе. Письмена на дверях остались загадочными, но уже не казались зловещими, а Бородатое зеркало скорее смешило, чем пугало. За ужином каждого угостили его любимыми лакомствами, а когда все насытились, чародей свершил чудо, маленькое, но очень красивое и полезное.

Положив на стол два чистых листа пергамента, он попросил Дриниана поведать о плавании. Капитан повел рассказ, и все, о чем он говорил, в записанном виде запечатлевалось на пергаменте тонкими, отчетливыми линиями. В итоге каждый лист превратился в замечательную карту Восточного океана, где были изображены и Галма, и Теребинтия, и Семь островов, и Одинокие острова, и Драконий остров, и Паленый, и Остров Мертвой Воды, и даже Остров Недостопов. То были первые карты океана; хотя впоследствии появились и другие, эти, начерченные в доме чародея, оставались самыми лучшими. Ибо, пусть на первый взгляд и горы, и города выглядели как на обычных картах, их отличала одна волшебная особенность. Стоило посмотреть на любую карту через увеличительное стекло, как линии и кружочки превращались в отчетливые картинки — например, в замок, невольничий рынок и улочки Тесной Гавани. Все как настоящее, только крохотное, будто смотришь в подзорную трубу не с той стороны.

Одна незадача: во многих местах береговая линия оказалась не сплошной, а с пропусками, потому что на пергаменте отображалось лишь то, что Дриниан видел собственными глазами. Одну карту чародей оставил у себя, а другую подарил Каспиану. Она и по сей день висит в Палате Приборов замка Кэйр-Паравел.

К сожалению, даже чародей не знал ничего определенного насчет морей и земель, лежавших восточнее острова Недостопов. Зато он поведал, что семь лет назад к острову приставал нарнианский корабль, на котором плыли лорды Ревелиан, Аргоз, Мавроморн и Руп. Из этих слов всем стало ясно, что на дне Мертвого озера они видели превратившегося в золотую статую лорда Рестиамара.

На следующий день чародей своими заклинаниями вернул на место отломанную морским змеем корму и на прощание подарил мореплавателям множество полезных штучек. Расстались добрыми друзьями: когда в два часа пополудни корабль снялся с якоря, целая флотилия Недостопов провожала его до выхода из залива, и еще долго вслед паруснику неслись прощальные возгласы.

После этого приключения корабль целых двенадцать дней шел на юго-восток (уклоняясь скорее к югу, чем к востоку). Ветер был не сильным, но устойчивым, небо чистое, погода стояла теплая, но ни птиц, ни рыб путешественникам не попадалось. Только раз по правому борту показались киты, пускавшие фонтаны. Люси с Рипичипом целыми днями играли в шахматы. На тринадцатый день взобравшийся на марс Эдмунд углядел слева вздымавшуюся над водой темную гору.

Курс сменили, но, поскольку ветер оставался прежним, идти к острову пришлось на веслах. Гребли день и ночь напролет. Следующий день выдался погожим, но настал полный штиль. Темная громада вроде бы приближалась, но разглядеть ее по-прежнему было трудно. Мнения моряков разделились: одни считали, что до острова еще далеко, а другие — что он попросту окутан туманом.

Однако часам к девяти громада неожиданно оказалась совсем рядом, и люди увидели, что это не гора и даже не туман в обычном смысле этого слова. То была тьма. Описать ее нелегко; постарайтесь представить, будто вы стоите у начала железнодорожного тоннеля, такого длинного и извилистого, что конца его не видать. Поначалу, в нескольких футах от въезда, ясно различаются рельсы и шпалы, а дальше все сливается, теряется в сумраке и вовсе пропадает в черноте. Пропадает вроде бы неожиданно, но разграничительной линии — дескать, до этого места сумрак, а дальше уже полнейший мрак, — провести невозможно. Примерно так обстояло дело и здесь. В нескольких футах перед кораблем вода сохраняла естественный, зеленовато-синий цвет, потом бледнела, становилась сероватой, как бывает поздними вечерами, а затем пропадала в окружающей тьме, в которой словно царила беззвездная и безлунная ночь. Каспиан приказал остановить корабль, и все, кроме гребцов, поспешили на нос — взглянуть, что там, впереди. Только смотреть оказалось не на что. Море и солнце остались за кормой, а прямо по курсу была сплошная тьма.

— Ну что, поплывем туда? — спросил через некоторое время Каспиан.

— Я бы не советовал, — тут же откликнулся Дриниан.

— Правильно, — поддержали капитана матросы.

— Мне тоже кажется, что правильно, — согласился Эдмунд.

Люси с Юстейсом промолчали, однако втайне и они радовались общему нежеланию рисковать. Но тут тишину нарушил высокий голос Рипичипа.

— А в чем дело? — спросил мыш. — Может мне кто-нибудь вразумительно объяснить, почему нам не следует плыть дальше?

Никто, по-видимому, не мог. Во всяком случае, не пытался. Выдержав паузу, Рипичип продолжил:

— Случись мне услышать возражения против дальнейшего плавания от рабов или от простых землепашцев, я бы приписал это их трусости. Но, смею надеяться, в Нарнии никогда не услышат о том, что пребывающие в полном расцвете сил особы благородного происхождения (и даже королевской крови), поджали хвосты из постыдного, детского страха перед темнотой.

— Да какой прок лезть в эту темень? — не выдержал Дриниан.

— Прок? — повторил Рипичип. — Вы сказали «прок», капитан? Ну что ж, если под «проком» вы понимаете возможность набить брюхо или кошелек, то я с готовностью признаю — прока решительно никакого. Но мне хочется верить, что мы отправились в плавание не ради презренного «прока», а в поисках славы и приключений. И вот сейчас нас ждет неслыханное приключение, а повернув назад, мы нанесем урон своей чести.

Некоторые матросы пробормотали себе под нос нечто похожее на «да пропади она пропадом!», но Каспиан сказал:

— До чего ж ты все-таки неугомонный, Рипичип. Я иногда даже думаю, что лучше бы ты дома сидел. Конечно, честь обязывает… Ладно, будь по-твоему, если только Люси не против.

Люси, по правде сказать, была очень даже против, но не могла же она сознаться в желании нанести урон своей — и Рипичиповой — чести.

— Нет, что ты, совсем не против, — отозвалась девочка.

— Надеюсь, ваше величество, по крайней мере, позволит зажечь огни? — спросил Дриниан.

— Непременно зажгите, капитан, — ответил Каспиан.

По приказу Дриниана зажгли три фонаря — на носу, на корме и на мачте, а вдобавок еще и два факела на палубе. При свете солнца все эти огни казались тусклыми и слабыми. Мужчины, не занятые на веслах, выстроились на палубе с обнаженными клинками, Люси и еще двое стрелков заняли места на марсе, готовые пустить в ход луки, а Ринельф встал на носу с лотом в руках, чтобы промерять глубину. Рядом с ним находились Рипичип, Юстейс, Эдмунд и Каспиан (облаченный в сверкающую кольчугу. Дриниан правил).