Клайв Льюис - Хроники Нарнии

— Ты хочешь сказать, я проворонила? — ответила Джил. — Так оно и есть. Я с самого начала все делаю не так. А все равно — нет, я, конечно, виновата и все такое прочее, но все равно, разве это указание — «ПОДО МНОЮ»? По-моему, в нем нет никакого смысла.

— Смысл имеется — заметил Зудень. — Ежели там так написано, значит, мы должны искать королевича под городом.

— Но как?

— Э-хе-хе, вот вопрос так вопрос, — Зудень потер свои большие лягушачьи руки. — Ничего страшного, да только что нам теперь делать? Оно, конечно, ежели б мы думали о деле вчера, в Гиблом Городе, что-нибудь да нашлось бы — может, дверца, может, дырка, может, лаз, а может, и встретили бы кого… Может, даже (кто ж его знает?) самого Эслана. Так или иначе мы пробрались бы под эти развалины. Ежели Эслан что сказал, так оно и будет, это точно. А вот что нам делать теперь — неизвестно.

— Да ведь проще простого — возьмем и вернемся в город, — заметила Джил.

— Проще простого? — переспросил лягва. — Конечно, ничего страшного, только, боюсь, для начала придется открыть эту дверь.

Они посмотрели на дверь и поняли, что никто из них не сможет хотя бы дотянуться до дверной ручки, а ежели и дотянется, то никогда в жизни не повернет ее.

— Ты что же, думаешь, нас не выпустят, если мы попросим? — спросила Джил.

Бяка и мокроступ промолчали, но каждый про себя подумал: «Не выпустят…» Мысль была не из приятных. Лягва твердо стоял на своем: ни в коем случае ни о чем не просить великанов и не говорить им об истинной цели похода; а против его воли Джил и Юстейс пойти не могли— они же дали слово. В то же время все трое понимали, что и следующей ночью им не удастся сбежать из замка: каждый будет заперт в своей комнате до утра. Конечно, можно попросить не затворять двери, но это возбудит подозрения.

— Если бежать, так только днем, — сказал Бяка. — Может, у великанов после обеда мертвый час? Тогда мы могли бы пробраться вниз, на кухню. А вдруг там двери не закрывают?

— Боюсь, ничего из этого не получится, — сказал мокроступ. — Но и другого нам не остается.

На самом деле план Юстейса был не столь невыполним, как может показаться. Ведь средь бела дня куда легче незаметно выбраться из дома, чем ночью. Днем двери и окна, как правило, открыты, а если вас застукают, всегда можно сделать вид, что вы просто прогуливаетесь и ничего такого не затеваете. Это днем. А ночью ни великаны, ни обыкновенные взрослые на эту удочку не пой маются.

— Еще нужно сделать так, чтоб они ничего не заподозрили, — предложил Бяка. — Притворимся, что нам здесь очень нравится, и мы ждем — не дождемся этого их Осеннего Пиршества.

— А оно завтра вечером, — вставил Зудень. — Так они говорят, я слышал.

— Придумала! — воскликнула Джил. — Давайте притворимся, будто нам ужас как не терпится все узнать, будем их обо все спрашивать. Ведь они-то думают, что мы совсем маленькие. И тем лучше для нас.

— Придется веселиться, — тяжко вздохнул Зудень. — Ничего не поделаешь. Придется. Как будто мы совсем беззаботные. Будем резвиться. Вот ведь взять вас: молодые вы, а веселиться не умеете. Ничего страшного, смотрите на меня и делайте, как я. А уж я-то умею. Эх, развеселюсь! Вот так! — И Зудень скроил жуткую гримасу, — И разрезвлюсь! — Тут он сделал какой-то кривой подскок, — Я вас быстренько всему научу, только учитесь. Они-то считают меня забавным. Да и вы небось тоже подумали, будто я вчера наклюкался. А вот и нет. Честное слово — ну, ежели только самую малость. Я это нарочно. Подумал, а вдруг пригодится?

Джил и Юстейс, впоследствии вспоминая свои приключения, никак не могли решить, правду ли сказал мокроступ, однако, вне всяких сомнений, сам Зудень верил в то, что говорил.

— Ладно, будем веселиться, — согласился Бяка. — Лишь бы выйти из этой комнаты. А там мы им заморочим голову и заодно обследуем замок.

Едва он сказал это, как дверь отворилась и вошла велика-нья нянька.

— Ну, зайчики мои, хотите посмотреть, как король со всем двором выезжает на охоту? Такая красота!

Они не заставили себя долго упрашивать и сломя голову сбежали по первой же попавшейся лестнице. Лай собак, рев охотничих рогов, гомон великанов указывали путь, и через несколько минут все трое выкатились во двор замка. Там толпились охотники, совсем как в Англии перед началом псовой охоты. Однако великанья охота была пешей, потому что в этой части мира не водилось лошадей соответствующих размеров; и собаки тоже были нормальные. Поначалу Джил огорчилась отсутствием лошадей — едва ли королева отправится на охоту, где нужно бегом поспевать за собачьей сворой, а стало быть, толстуха останется дома. Но тут же успокоилась, увидев ее величество: шестеро молодых великанов несли королеву в чем-то вроде носилок. Старая дура вырядилась во все зеленое, на боку у нее висел охотничий рог. Два-три десятка охотников и сам король говорили и хохотали так громко, что впору оглохнуть, а у них под ногами (заодно с Джил) крутились, виляли хвостами и брехали собаки. Зудень собрался было показать, как он умеет веселиться и проказничать (что наверняка все испортило бы), но Джил опередила его — изобразив на лице самую невинную младенческую улыбку, она бросилась к королевским носилкам:

— Ваше величество! Ваше величество, неужели вы уезжаете насовсем? Ах, пожалуйста, возвращайтесь поскорее!

— Не бойся, моя дорогая, — ответствовала королева. — Я вернусь к вечеру.

— Ой, как хорошо! Ой, как замечательно! — крикнула Джил. — И нам можно будет прийти на завтрашний праздник, да? Мы просто ждем — не дождемся завтрашнего вечера! Нам тут все так нравится! Можно, мы побегаем по замку и посмотрим? Ну, пожалуйста!

Королева сказала «да», но голос ее утонул в хохоте свиты.

Другие участники этих событий впоследствии признавали, что Джил в тот день превзошла сама себя. Едва охота выехала со двора, девочка стала носиться по всему замку и ко всем приставать с вопросами, столь невинно, столь по-детски, что никому и в голову не пришло бы заподозрить ее в хитрости. Язычок ее работал без устали, хотя назвать это разговором было невозможно, нет: она лепетала, хихикала, лебезила и ластилась ко всем — к молодым великанам, к привратникам, к горничным и камердинерам, к престарелым господам великанам, для которых радости псовой охоты остались в далеком прошлом. Она напрашивалась на ласки и поцелуи бесконечного числа великанш, многие из которых почему-то жалели ее и называли «несчастной малюткой», хотя ни одна не объяснила, почему. Особую дружбу Джил свела с поваром, на кухне, где обнаружила кое-что очень важное — дверь в посудомойне, через которую можно было выйти из замка, минуя внутренний двор и ворота. На кухне Джил притворялась страшно голодной и поедала все лакомые кусочки, которые повар и поварята с удовольствием уделяли ей. А наверху она допрашивала придворных дам, какие наряды следует надеть к праздничному ужину, и как долго ей позволят оставаться там, и будет ли она танцевать с малышами-великанами. А потом (ее бросало в жар всякий раз, как она вспоминала об этом), склонив голову на самый идиотский манер (только взрослым, будь то великаны или кто другой, может показаться, что так и должно быть), она встряхивала кудряшками и, захлебываясь, восклицала: