Сергей Шведов - Черный колдун

— Они уже ворвались в Чистилище, торопись, посвященный!

Перекошенное страхом лицо Магасара на несколько мгновений возникло перед взором Чирса и тут же исчезло. Посвященный Магасар торопился, он искал спасительную тропку. Посвященному Чирсу с ним не по пути — его дорога определена Великим.

А Магасар прав, они действительно уже здесь. Посвященный Чирс и сам слышит вопли взбесившейся черни в священных залах Чистилища, где даже шепот непосвященных являлся кощунством. Наместник Великого не побежит подобно крысе, он уйдет с достоинством, взглянув напоследок в глаза ненавистного человека. Бес Ожский, внук посвященного Ахая придет к священному огню, чтобы упиться своей победой. И поражением. Поражением длинной вереницы их общих предков, чья жизнь оказалась напрасной. Чирс должен взглянуть в глаза этому человеку — пять столетий непрерывных побед Гордана ждут за его спиной этой встречи.

Чирс закрыл глаза и откинул голову на жесткую спинку кресла. Рука, державшая наполненный до краев кубок, не дрожала. Человек остановился в двух шагах от посвященного, Чирс слышал его ровное дыхание, а потом почувствовал и его руку на своем плече.

— Почтенный Ахай пришел за жизнью посвященного Чирса?

— Я не Ахай, — голос был молодой и уверенный, — и твоя жизнь мне не нужна.

Удивленный Чирс открыл глаза. Стоящий перед ним воин явно был горданцем, и витые рукояти мечей за его плечами показались посвященному неуместными. Но более всего наместника Великого поразило лицо горданца, знакомое до щемящей боли в груди. Это было лицо Чирса, помолодевшее на добрые пятьдесят лет.

— Уходи, я покажу тебе дорогу.

— Но почему? Неужели почтенный Ахай решил подарить мне жизнь?

— Меня просила об этом Айяла, дочь посвященного Вара.

Вар прислал своего человека, чтобы спасти старого друга! Какая ирония судьбы, а возможно, и напоминание о содеянном когда-то зле.

— Я уже выбрал дорогу, ты опоздал, достойный.

— В таком случае поторопись, посвященный.

Да, он прав, ждать больше нечего. Посвященный Чирс увидел лицо последнего горданца — нечаянный подарок судьбы. Наместник Великого поднес к губам кубок и залпом выпил его содержимое.

— Жаль, — сказал подошедший Бес — Я хотел сам отправить в ад эту старую храмовую крысу.

Волк промолчал и отвернулся. Сотни рабов и степняков, крича от возбуждения, ворвались в святилище. Грязные руки шарили повсюду, срывая со стен роскошные ковры и золотые украшения. Золотой жезл в виде раскрытой ладони Великого покатился по каменному полу прямо к Бесу. Сразу два раба вцепились в драгоценную игрушку. Бес ногами разбросал их в стороны, поднял жезл и швырнул его в чашу с огнем. Глаза Черного колдуна сверкнули яростью, окружавшие его рабы подались назад. Бес поднял руку, шум сразу стих.

— Я одержал победу, — он не нашел нужным повышать голос, его и так слушали, затаив дыхание, — Чистилище со всем содержимым принадлежит мне.

Нельзя сказать, что его слова понравились присутствующим, но вслух возражать никто не посмел, слишком уж дурная слава шла о Черном колдуне, да и меченые, окружавшие своего капитана, довольно выразительно покачивали огненными арбалетами.

— Рахша, — повернулся Черный колдун к великану-варвару, — ты опоздал сегодня, и твое опоздание стоило жизни хану Азаргу, но я прощаю тебя за доблесть, проявленную в бою. Этот город ваш, варвары. Я дарю его вам, и пусть пролитая кровь товарищей обернется для вас золотом хянджских торговцев.

Слова Черного колдуна были встречены громкими воплями восторга, грязная толпа ломанула прочь из Чистилища на притихшие в ужасе хянджские улицы. Бес надменно усмехнулся и сел в еще не остывшее кресло посвященного Чирса.

— Они покинули крепость, — в голосе Отранского не было уныния, — и, похоже, довольно давно.

Для Сигрид это известие явилось тяжелым ударом. Почти месяц она уговаривала приграничных владетелей совершить эту вылазку за Змеиное горло, и вот опоздала. Ей понятна была радость владетелей, которых не прельщала встреча с Черным колдуном. Глупо было упрекать их за это — своя рубашка ближе к телу. Но Сигрид Брандомская сделана из другого теста, она поклялась отомстить и не успокоится до тех пор, пока голова Черного колдуна не будет вздернута на шест над сторожевой башенкой Ожского замка. Она доведет до конца дело, начатое ее отцом Бьерном Брандомским, — меченые будут стерты с лица земли, исчезнет даже память о них.

— Мы вернулись не с пустыми руками, государыня, — в голосе Отранского прорезалось торжество. — Кое-кто все-таки угодил в наши сети.

Благородный Гаук засмеялся, его смех подхватил Гонгульф Мьесенский. Сигрид недовольно покосилась на мужчин — веселье в данных обстоятельствах показалось ей неуместным. Отранский поспешил с разъяснениями:

— Мы захватили двух меченых. Один, правда, отдал богу душу, хотя сомневаюсь, что его тепло встретили на небесах. Но второй пока еще жив, и мы передаем его в твои руки, благородная Сигрид.

— Как они к вам попали?

— Видимо, Черный колдун не успел их предупредить. Они приняли нас за своих, а когда спохватились, было уже поздно, — самодовольно улыбнулся Мьесенский.

— С ними была женщина и двое детей, — продолжил Отранский.

— Дети Черного колдуна?

— Мальчишка черен, как жук, и молчит, словно воды и рот набрал.

— А женщина?

— Женщина не наша — горданка или суранка, кто их разберет. Сомневаюсь, чтобы она понимала наш язык.

— Нужно пригласить владетеля Фрэя, он разберется что к чему, — совсем не к месту брякнул Мьесенский.

Сигрид даже бровью не повела в его сторону, а Гаук Саранский бросил на ярла укоризненный взгляд. Владетелю Отранскому стоило больших трудов спасти голову владетеля Фрэя. Гнев Сигрид против несчастного Ульвинского еще не остыл, и в этих обстоятельствах упоминание его имени было бестактностью. Мьесенский понял свою ошибку, смущенно откашлялся и попытался перевести разговор на другую тему:

— Дети Черного колдуна — неплохая приманка. Владетель Отранский предпочел бы больше никогда не видеть Беса Ожского, а уж ставить на него ловушки с подобной приманкой — дело крайне рискованное. Однако Сигрид согласилась с Мьесенским: какой бы черной ни была душа меченого, он вряд ли примирится с потерей детей.

— Я бы отправил их в Бург к Рагнвальду, от греха подальше, — вздохнул Отранский.

Сигрид полыхнула гневом: месть Черному колдуну — но ее дело, и она сама доведет игру до конца, не прибегая к помощи неблагодарного сына. Тема была деликатная, и благородный Гаук не рискнул углубляться в ее обсуждение.

— Я хочу видеть эту женщину.

— Как тебе будет угодно, государыня.