Сергей Малицкий - Муравьиный мед

– Тебе все одно не угодишь, – сплюнул Гуринг. – Сейчас от холода страдаешь, а снег выпадет, сугробы да завязи снежные проклинать станешь.

– А что надо, чтобы тем, кто за нами следом идет, труднее стало? – прищурилась Мэйла.

– Убить их следует, и все, – равнодушно бросил маг.

– Ну, так убил бы уже давно! – вскипела Мэйла.

– Вот ты и убила бы! – огрызнулся маг. – Ни тени ухватить не могу! Может, и не человек это, а вправду зверь или обманка колдовская. Терпи, Мэйла, будет возможность убить, я своего не упущу, только уж и ты не плошай!

«Убить», – прошептала про себя Кессаа.

Раздобыв для хозяина девчонку и отправив к праотцам седого баль, Хеен продолжал служить Седду Креча. Чего еще было желать потомку безземельного корепта, еще ребенком от крайней нищеты проданному заезжему работорговцу, как ни сытой службы у сильного тана? Да, конечно, пока еще вольная не лежала в седельной сумке Хеена, но слово тана крепче камня, он не раз в этом убеждался.

Главное условие корепт выполнил: Зиди уничтожил, девчонку изловил. Осталось немногое – дождаться, когда таны между собой схлестнутся, и Седд займет подобающее ему место. А то, что так и будет, Хеен не сомневался. Разве есть кто достойнее Седда Креча в совете танов? Разве держится кто-то так же на лошади, обладает таким же властным голосом? Разве хоть кто-то из скирских вельмож сможет победить Хеена на мечах, как это легко сделал однажды Седд Креча, доказав, что скирское умение ничуть не хуже умения баль? Хотя точно Хеен не знал, может быть, и Седда фехтованию обучил Зиди, больно уж движения были похожи, неужели не все тайны хромой открыл Хеену, и все ли он открыл Седду?

Именно таким мыслям предавался бывший раб дома Креча, ныне ставший верным помощником, охранником и наемником своего тана. Отряд, охранявший беглую танцовщицу, которая оказалась дочерью хозяина, двигался через чаши ни быстро ни медленно, а так, чтобы успеть в Дешту к назначенному дню. Тучи рассеялись, Аилле припекал по-весеннему, несмотря на то что зима только начиналась, но прогреть тонкий слой снега под густыми кронами не мог. Пятеро лучших стражников дома Креча торили путь, пятеро следовали позади, неодобрительно хмурясь оттого, что бывший раб теперь постоянно маячил у них перед глазами. Хеен чувствовал презрение и ненависть воинов-сайдов, но вовсе не беспокоился по этому поводу. Он был готов к долгому подъему по узкой лестнице собственной судьбы и не собирался размениваться на мелкие стычки с рядовыми стражниками. Сам Седд Креча сказал ему, когда Хеен вывез из леса пленницу:

– Мое слово крепко. Месяц-два, и многое переменится в Скире. Захочешь, останешься и будешь служить мне как вольный. Не захочешь, дорога в корептские ущелья будет для тебя открыта. Только подумай хорошенько, прежде чем сделать выбор.

– Разве твои воины, тан, забудут о том, что я… был рабом? – склонил голову Хеен.

– А ты кому служить собираешься, воинам моим или мне? – скривил губы Седд. – Забудут. Только война потребуется, на которой ты плечом к плечу с ними встанешь. Война, она всякую жизнь начисто правит. А война будет. Но тебе ли бояться схватки?

Действительно, думал Хеен, то и дело потирая освобожденную от ошейника шею, ему ли бояться схватки? А ведь пять лет назад, когда управляющий тана втолкнул подростка раба в узкий двор, тот и подумать не мог, что хромой, седой и почти всегда пьяный раб с деревянным мечом в руке способен его хоть чему-то научить. Однако научил, да еще как научил! Холод поселил в голове и огонь в руках, которые только и спасали новую гордость дома Креча на арене Скира. Не только спасали, славу ему принесли и вольную в итоге. Одно непонятно, как же старый баль исхитрился ему запястье перебить на той разминке? Он же с полгода как ни одной схватки у корепта не выигрывал? Не уловил Хеен его движение, не уловил. Не уловил, а теперь уж и не спросишь, что за прием показал наставник. Сгинул хромой, страшной смертью сгинул.

Вспомнил Хеен предсмертный взгляд баль и даже зажмурился от холода, что за воротник хлынул. Хоть и мальчишкой дом покинул, а знал, что не принято у корептов из-за спины бить, смерть в глаза дарить следует. Боги наказать могут. Не могут, а точно накажут! Так это те боги, корептские. Где они были, когда сами же родители мальчишке руки и ноги бечевой стягивали и работорговцу в телегу бросали? Теперь в Скире Хеен, и боги у него скирские. Сади, Сето, даже Сурра, которого сайды не слишком жаловали, но жертвы на его алтарь исправно несли!

– И меня бояться будут, – пробормотал себе под нос Хеен. – Смертным ужасом бояться!

– Спишь, что ли? – насмешливо окликнула корепта Мэйла, понукая лошадь. – Спи, Хеен, пока я не сплю. Но как ночь настанет, о сне забудь! Нет у меня веры плаксе нашей, и ты не веришь ей, или не так?

– Так, – кивнул Хеен и с ненавистью посмотрел на заплаканную пленницу, которую недавно, когда Мэйла ее омывала, желал истово и безумно. Так желал, что теперь на части готов был разорвать ее! За все – за баль со спины взятого, за то, что Седд ускакал со стражниками в сторону замка Стейча, а Хеена с собой не взял, за то, что прекрасным телом Кессаа поманила судьба корепта, но вкусить его не дала, только нутро разожгла, а пуще всего за то, что не понял Хеен и не поймет уже никогда, как же сумел Зиди дотянуться деревяшкой до его кисти! Как?!

Никто не знал, о чем думал Ирунг Стейча, когда глядел на всесильного конга Скира Димуинна из дома Ойду. Впрочем, в Скире вообще никто никогда не знал, о чем думал маг храма Сади, хотя давно уже прошли те времена, когда сайды удивлялись и поражались, что Ирунг Стейча, самый богатый и самый уважаемый тан Скира, отказался принять копье Скира после смерти отца Седда Креча, а сделал конгом собственного зятя, мужа дочери от первой жены, которую унесла морская лихорадка. Впрочем, насчет морской лихорадки тоже говорили разное, но все больше шепотом да в оглядку. Димуинн стал конгом примерно тогда же, когда Яриг только начал отстраивать в порту трактир. Зиди как раз начинал понемногу приучаться к вину, частенько пропивал у Ярига жалкие рабские медяки, поэтому и спросил его однажды, отчего богатейший тан Скира вместо копья Скира и сана конга выбрал сан жреца.

– Ирунг силен, – задумался Яриг, который все и всегда делал мгновенно, но всякий раз оказывалось, что, не задумавшись предварительно, он никогда не делал ничего. – Ирунг очень силен, – повторил трактирщик и добавил: – Но и умен к тому же. Зачем ему становиться копьем, если можно стать рукой, которая это копье держит?

Так или иначе, но сам Ирунг объяснял когда-то свой выбор проще, говорил, что стар стал, и Скир заслуживает конга более молодого, более крепкого, более мудрого! «Тебе ли отрекаться от мудрости?» – спросил его тогда советчик и последний дружок Касс. «Я и не отрекаюсь, – ответил ему Ирунг, – но моя мудрость к закату повернута, а вот мудрость Димуинна – если не к восходу, то уж к полудню. Все для Скира полезнее».