Юлия Горишняя - Слепой боец

По Гийт-Чанта-Гийт хаживали такие слухи. Говорили, что Канмели, мол, женится, и что берет он дочку не то у короля, не то у царя морского, не то у очень уж прижимистого тестя, потому что на вено для невесты устроил такую охоту, какой не видали в этих краях давно и надеются долго после не видать, и что он собирается уйти на север раньше обычного и уже либо распустил свои корабли, либо собирается распустить.

В части этих слухов, бесспорно, были повинны те корабли из Многокоровья, что и вправду уже ушли домой, по дороге заходя на остров Иллон или какое-нибудь место вроде него. Не то чтобы они врали, но молчали кое о чем так, что их молчание по-разному можно было толковать.

Город Милан, который корабельщики именуют Тель-Кириятом, гудел, будто пчельник. Капитанов обихаживали так, что одни только Кормайс, хоть и наливали в него здешнего тутового вина не меньше, чем во всех остальных, ухитрился все-таки потерять при продаже не больше восьмой части на каждой мере серебра. Дружинников завлекали подешевле, тутового вина вкруг них не разливали, но возле бортов непрестанно толклись лодчонки, с которых предлагали все, что угодно: девочек, «дымок», медовую водку, безделушки или хотя бы фрукты, от запаха которых сладко кружилась голова.

Гэвина приглашали в гости к начальнику порта — само собою, негласно, на женскую половину; жена начальника порта сводила его наедине с ней посмотреть росписи ширм в ее «комнате чтений об увлекательном», а сам начальник сказал, что он отнюдь не будет против, если какой-нибудь из здешних купцов возьмет внаем, якобы для себя, часть корабельных плотников его порта. Тель-Кирият был готов распахнуть перед ними свои верфи, свои прилавки, свои кабаки и свои «веселые дома».

— Как ты им всем по сердцу, пока у тебя есть деньги, — сказал Гэвин. — И уж они постараются не отпустить тебя раньше, чем вытянут из тебя все, кроме разве души!

Он очень хорошо помнил здешний «веселый дом» четыре воды назад, и как потом трещала голова и совершенно непонятно было, с какой стати объявилась на корабле женщина с белыми волосами. Но сказал он это только Йиррину, после того как вытащил его из лавчонки, где тот приценивался к какому-то платочку для Кетиль.

— В другой раз! — весело крикнул Йиррин в темную нишу лавки.

Когда они спускались по крутой виляющей улочке, на повороте бесстыжая служанка ухитрилась протиснуться между ними так, чтоб почувствовали ее оба. Йиррин захохотал и щелкнул ее по затылку. Глаза у него блестели.

— Ткань с Дальнего Юга, — сказал он. — Зря ты меня уволок. А можно было, — добавил он, — и два платка купить! Если два сразу, то дешевле.

Вот тут-то Гэвин и сказал ему насчет денег и души.

— Не скажи, душу они тоже возьмут с охотой! — засмеялся Йиррин.. — Можно перекрасить и продать под видом полоняника…

По понятиям северян, душа у человека выглядит точь-в-точь как он сам. Только одноцветная: черное, белое, серое — и больше никаких цветов…

Потом Йиррин почти посерьезнел и добавил:

— Ты сам говорил: дрянное и хорошее — все здесь намешано. Зато хоть люди отдохнут. Залечиться успеют спокойно.

— Где ты здесь видел покой?

Начальник порта жил на самой горе, в богатом квартале. Дружинников Гэвин с собою не взял, и хорошо, что не взял: их оставили бы со слугами, а для гордых свободнорожденных северян это нестерпимо. А Йиррин, пока его побратим там развлекался, бродил по лавкам. Он и увязался-то с Гэвином для того, чтоб выбраться в город, не в привычные лавчонки вокруг порта, а в места подальше. Может быть, это в последний раз взыграл в нем веселый певец-сорвиголова.

Спускаясь, они вышли на такое место склона, откуда виден порт. Прямо под ногами, через низкую изгородь — чей-то сад, а дальше — за пыльной, тусклой зеленью — сразу оливково-ржавая вода далеко внизу. Влево изгибались причалы. Шестнадцать кораблей стояли на воде, как на блюде. Как только разгрузились, Гэвин приказал (именно приказал) отвести корабли на глубокую воду. И приказал (именно приказал) никому не высовывать носа на берег, кроме капитанов да еще полудюжины дружинников, которых те могут взять с собой. Само собою, в порту были и другие корабли, но Гэвин видел только эти.

Из облепивших их лодчонок одна, возле рыбацкой однодеревки, держалась слишком близко. Человек, что стоял в ней, размахивал руками, как делает здесь простонародье, когда разговаривает. Солнце освещало его сбоку, и разглядеть мужчину можно было очень хорошо. По борту над ним виднелось несколько голов. Но это еще ничего не значило: может, ругаются, объясняя, что не нужны тут, мол, твои шлюхи, а ты проваливай-ка и не бей нам обшивку. (Язык друг друга если и понимают, так еле-еле, объясняются жестами, и ругаться так можно долго, какое-никакое развлечение…) Человек в лодке сделал такое движение, как если б бросил что-то наверх. Не разобрать было, поймали или нет. Гэвин смотрел на это, и лицо у него постепенно становилось, как когда он смотрел на Хюсмеров корабль, слишком рано входящий в поворот.

— Всего-навсего фруктовщик, — сказал Йиррин.

Гэвин в это мгновение и сам разглядел гору чего-то округлого, наваленную в носу лодки. Но он сказал, не оборачиваясь:

— Если фруктовщик, можно приказы не исполнять?

Некоторое время спустя Йиррин, догнав его на спуске, сказал:

— Ты этого не видел.

— Что? — Гэвин остановился так, что в оказавшейся неподалеку еще одной лавке молодой приказчик, выступивший было наружу, нырнул в нишу, в самую тень.

«Хозяину легко говорить… — думал он, — легко говорить, что деньги есть деньги, хоть и от мореглазых. Пусть сам зазывает. Они же все бешеные. Ведь убьют, убьют и не оглянутся. И хозяин тоже убьет».

— Ты этого не видел, — сказал Йиррин. — И я этого не видел. Ты хоть понимаешь, что они по твоей милости две ночи подряд ночуют на кораблях, когда рядом можно выспаться куда уютнее, и не с досками в обнимку? Ты хоть понимаешь, что там парни, которые эту кертебе в жизни не пробовали?

— Э-э-э, если доблестные воители пожелают… — начал приказчик. «Что за злой дух вас тут поставил, возле нашей лавки! — думал он. — Прошли бы дальше на два десятка шагов».

— Может быть, ты тоже в ослушники захотел? — сказал Гэвин. Конечно, не молодому хейлату.

— Да не трогает никто твои приказы. Он им на пробу бросил, бесплатно. А ты покупать запретил. Так или не так?

— А потом, — сказал Гэвин, — кто-нибудь им бросит на пробу трубку с арьяком?

Но уже тише. Он и в самом деле не учел того, что в таком месте, как Тель-Кирият, могут предлагать и бесплатно что-нибудь. Это был последний раз, когда он позволил Йиррину в чем-то себя убедить.

— Трубку они не поймают, — спокойно сказал Йиррин. — А вообще-то, — качнул он головой, — капитана на них нет, что верно, то верно.