Ольга Григорьева - Найдена

– Я выполнил приказ князя, – грубым мужским голосом произнесла женщина. – Могу ли я уйти?

Она говорила напевно, словно священник… И одежда…

«Это не платье, а ряса! – догадалась я. – Но разве священник допустил бы такое?»

– Э-э-э, нет, игумен, – со смешком ответил один из воинов. Я узнала голос Горясера. Откуда он здесь? И где же Старик?!

Монах что-то злобно прошипел и шагнул на крыльцо.

– Стой, Анастас! – негромко проговорил наемник. – Ты привел нас сюда, и ты посмотришь в лицо каждого из мертвецов. Или присоединишься к ним.

– Святополк не позволит этого!

– Глупости! Святополка не огорчит твоя смерть, игумен…

Монах вздохнул и попятился назад.

– За что? – пробормотал он. – Почему ты так ненавидишь меня?

Под ногами наемника заскрипели ступени. Уходит?

Я боялась повернуть голову, чтоб проверить. Приходилось доверять слуху.

– Я служу, игумен, – сказал Горясер. – А мертвых ты должен опознать для князя. Он хочет убедиться, что все его враги мертвы. Я их не ведаю, а ты знаешь… Так-то. И никакой ненависти…

Голос наемника затих. Ушел?

– Еще вспомнишь меня, волчий сын, – прошипел монах сквозь зубы, а потом крикнул на двор: – Что вы там копаетесь?! Тащите тела из дому, да поживее!

Тела? Я скосила глаза. Рядом, раскинув руки, лежал незнакомый молодой парнишка. Из его перерезанной шеи толчками выходила кровь. Справа от него, утопив пальцы в разорванном животе, скорчился Улеб. К горлу подкатила тошнота. Ощущая на щеке корку засохшей чужой крови, я закрыла глаза.

– Первым вынеси боярина, – сказал Анастас. Надо мной засопели.

– Тяни его! Здоровый, гад… – зашелестели чужие голоса.

Наверное, сапоги Улеба были окованы железом. Они скребли пол пятками, словно когти неведомого зверя.

– Теперь девку!

– Хорошо…

На мое лицо упала тень.

– А девка-то хороша, – сказал кто-то.

– Какова бы ни была, тащи ее отсюда.

Чужие руки схватили меня за плечи и приподняли… Притворяться мертвой я не умела.

– Старик! – Я извернулась, вскочила и бросилась к выходу. Мимо промелькнуло изумленное лицо монаха и его раскрытый в крике рот.

– Держи девку!!!

Я кубарем слетела по ступеням и метнулась к спасительным воротам. Заперто! Мельком взгляд зацепил стоящие во дворе повозки. Одна, другая… На них запрокинутые к небу окровавленные лица, белые руки, искромсанные тела…. Женщины, дети… Отдельно – бояре… Враги князя Святополка…

– Держи!!!

Я заметалась между телегами. «Господи, Господи», – шевелились мои губы. Я обогнула одну из подвод, поскользнулась и упала на колени. Все. Конец.

Взгляд впился в лицо свесившегося с подводы мертвеца.

– Старик? – медленно узнавая знакомые черты, прошептала я.

Он лежал, молитвенно сложив руки на груди, спокойный и тихий, будто спал. Только лицо у него было непривычно белым, а губы потрескавшимися и тонкими. И еще – борода. Я помнила: она была седой, а теперь стала темно-красной, словно…

– Старик!!! – тычась в эту красную бороду, завыла я. На миг забылись преследователи, их вожак и предатель игумен. Старик умер. Его убили… Убили по приказу Святополка…

– Пустите девку! Кто сказал эти слова?

Я растерянно оглянулась. Горясер.

– Ты танцевала и пела нам в Ладоге? – вглядываясь в мое лицо, спросил он.

По моим щекам потекли слезы.

– Где твой отец? – продолжал Горясер.

Отец? Это он про Старика? Он спрашивает, где Старик?!

Что-то сжалось в моей груди, потом отпустило, и изо рта вырвался клокочущий звук. Затем второй, третий… Мне было уже не удержать их.

Горясер покосился на подводу, разглядел на ней Старика и вздохнул. Вряд ли ему было грустно.

– Что ты возишься с этой девкой? – недовольно спросил подоспевший Анастас.

– Крыса… – презрительно выдавила я. Игумен и впрямь походил на крысу. Тощую церковную крысу… Маленькие черные глазки, острый нос… Я стала задыхаться.

– Она все видела, – кривя губы, заявил монах. – Убей ее.

Горясер кивнул:

– Убью. Но прежде наслажусь ее телом. Ты ведь знаешь, наемники не похожи на вас, святош… – Он гадко ухмыльнулся и схватил меня за руку: – Пошли.

Я еще смеялась. Понимала, что он хочет сделать, но не было сил сопротивляться. Наемник втащил меня в дом.

– Гад, – сползая на пол, всхлипнула я. – Гад…

– Заткнись и слушай, – негромко сказал Горясер. – Твой Старик был убит моими людьми. Я не хотел этого.

Он оправдывался?

– Ты хочешь жить?

Глупый вопрос. Я закивала. Голоса не было.

– Тогда сиди тихо, как мышь. Когда подводы уедут и со двора уберется этот продажный игумен, мои люди подожгут дом. Не вздумай вылезать сразу. Если будет трудно дышать, обмотай голову тряпкой. Помни: выпрыгнешь – тебя убьют. Потом я отзову людей. Ты услышишь. Тогда выскакивай и беги отсюда как можно дальше. Поняла?

Я поняла. Половину. То, что Старик мертв, а я еще жива. Что могу остаться жить. Потому что так решил этот наемник. И, как ни странно, я верила ему. Он на самом деле не хотел убивать Старика. Настоящим убийцей был Святополк. По его приказу людей лишали жизни…

Я не слышала, как ушел наемник и как уехали груженные мертвыми телами телеги. Очнулась от пышущего жара. Дым стелился под ноги и ел глаза. Я закутала голову в подол. Горясер сказал: «Сиди до последнего вздоха, иначе умрешь». Я не хотела умирать.

– Все, пошли отсюда! – раздался снаружи его громкий голос. Застучали копыта. Пора.

Я прыгнула к окну, влезла на подоконник и рухнула вниз. Боли от удара не почуяла. Откатилась в сторону и тут же увидела бегущих к горящему дому людей. Они что-то орали и размахивали руками. Я поднялась на ноги и побрела прочь. Меня не заметили. Я вышла из ворот. Навстречу спешили люди с ведрами и вилами.

– Улеб горит! – проорал кто-то мне в ухо. Я кивнула.

«Куда бегут эти миряне? – вертелось в голове. – Кого они хотят спасти? А если спасают дом, то зачем? Никого же не осталось. Все умерли. Все, кроме меня. А я иду куда-то и прячу свои окровавленные руки… Как убийца… Но я никого не убивала! Убивал Горясер и его люди. Нет, его нелюди…»

«Беги как можно дальше отсюда», – вспомнился вдруг совет наемника. Чужие слова хлестнули будто кнут. В голове прояснилось. И, не чуя под собой ног, я пустилась бежать из встревоженного городища.

Я добралась до Вышегорода. В пути боль утраты притупилась, и на сердце осталось только гнетущее тоскливое одиночество. Наверное, так чувствует себя потерявшийся ребенок. Пугливо озираясь, я вошла в городские ворота и остановилась посреди улицы. Куда идти дальше, я не знала.

На мои босые ноги плеснула грязь.

– Тьфу! – Невысокий мужичонка брезгливо покосился на меня, отряхнул угодившую в лужу ногу и пробурчал – Встала как столб!