Йан Грэхем - Монумент

– Полно! Не надо мыслить так примитивно. Когда неумный человек пытается строить из себя мудреца, он обращается к природе и говорит: «Вот оно как всегда бывает».

– А ты лучше знаешь, женщина? – спросил Баллас, медленно закипая.

– Я знаю, что люди и звери – не одно и то же, – последовал ответ. – По крайней мере большинство людей…

Баллас глубок вдохнул.

– Если можешь купить жизнь ценой смерти другого, – сказал он наконец, – ты должен убить. Все, что приходит потом – чувство вины, стыд, омерзение, – ерунда, о которой не стоит и думать. Лучше некоторое время ощущать себя сволочью, чем быть мертвым остаток вечности. – Баллас покосился на Эреш. – Если придет беда – а это может случиться, потому что стражи нас ищут, – не позволяй совести остановить твою руку. Дерись так, как дралась на болотах. Тогда ты выживешь… может быть.

Удочка у него в руках задергалась. Баллас рванул ее на себя, подсекая рыбу, и вытянул на берег крупную радужную форель. Взяв камень, он размозжил рыбе голову и протянул ее Эреш вместе с разделочным ножом.

– Приготовь, – коротко сказал он.

Когда рыба испеклась, ее разделили на три порции. Баллас заглотал свою треть в один присест. Секунду назад кусок розоватого мяса еще был у него в пальцах – и вот уже исчез. Потом Эреш решила, что лучше не будить отца – пусть лучше отдохнет, – и тогда Баллас съел его порцию. Потом он улегся на землю у входа в пещеру и мгновенно уснул.

Эреш же еще долго сидела неподвижно, глядя на него. Она гадала: что из сказанного Балласом правда? Неужели он и впрямь ничего не чувствует? Утром он убил нескольких человек; не может быть, чтобы это не оставило ни малейшего следа в его душе. Невозможно отнять человеческую жизнь и пройти мимо, равнодушно пожав плечами.

В пещеру задувал ветер, колебля пламя костра. Тени плясали на лице Балласа, то скрывая, то вновь выставляя на обозрение его синяки и ссадины. Эреш задумчиво рассматривала Балласа – грубое лицо с густыми бровями, сломанный, перекошенный на сторону нос, массивная челюсть, обросшая черной щетиной… Странный спутник беспокоил ее. Эреш не понимала его, и это пугало. Кожа чужака была выдублена ветром и непогодой, лицо обрюзгло от постоянных возлияний… Чем он занимался? Наверняка чем-то незаконным – иначе почему Церковь охотится за ним? Но что именно он сделал?

Внезапно Эреш поняла, что это не имеет значения. Разглядывая Балласа, она вдруг поверила ему. Да, он говорил правду – от первого и до последнего слова. Чужие смерти не беспокоили его. Балласу было наплевать на жизнь стражей и на тех, кто будет плакать по ним. Нынче утром он убил трех человек, а сейчас спит безмятежным сном младенца… Нельзя доверяться такому человеку. Когда они с отцом приведут его к цели, когда доберутся до Грантавена, когда представят мастеру Джонасу Элзефару – Баллас убьет их. За ним охотятся, и не в его интересах оставлять свидетелей. Эреш понимала, что Баллас не доверяет людям. Даже поклявшись молчать, они ничего не изменят. Она вспомнила, как хладнокровно и неторопливо Баллас волок парализованного начальника стражи в болото, к угрям. Он не знает, что такое милосердие. Джаспар Греттин был плохим человеком, но его последние минуты были настолько ужасны, что Эреш стало его жаль…

Девушка снова перевела взгляд на Балласа.

– Есть ли у меня выбор? – пробормотала она и взяла разделочный нож. Неслышно поднявшись, Эреш направилась ко входу в пещеру.

Баллас спал; его грудь равномерно и спокойно вздымалась. Было в нем что-то звериное – будто не человек лежал на земле, а какое-то лесное создание. Медведь. Или кабан. Да, пожалуй, кабан. По внешности и повадкам, подумала Эреш, они просто братья-близнецы… Она опустилась на колени подле Балласа, ощущая бедром тепло его тела. Скоро оно будет холодным и безжизненным – также, как Джаспар Греттин. Эреш подняла нож. «Так надо, – мысленно сказала она. – Разве не об этом ты сам говорил мне, Баллас? Если можешь купить жизнь ценой смерти другого – убей…»

Нож дрогнул в ее руке. Единственный удар по горлу – и все будет кончено. Неприятная смерть, но по мнению Эреш – так надежнее всего. Наверняка.

Она перевела дыхание. И опустила руку.

Но лезвие не коснулось горла. Цепкие толстые пальцы стиснули запястье девушки. Она вскрикнула от неожиданности – и похолодела Баллас смотрел прямо на нее. Его внимательные серо-зеленые глаза поблескивали в свете догорающего костра.

– Не дури, – сказал он.

Баллас еще сильнее сжал руку. Его пальцы врезались в кожу Эреш. Она снова вскрикнула. Баллас слегка вывернул ее запястье. Нож выскользнул из пальцев и неслышно упал на траву.

– Я – ваш единственный шанс на спасение, – сказал Баллас, не выпуская руки Эреш. – Краск был прав: я жестокий человек. Но если ты хочешь выжить – понадобится моя помощь.

– И долго эта помощь продлится? Пока мы будем тебе помогать, да? А потом?

– Не задавай вопросов, – негромко сказал Баллас. – Радуйся, что я здесь и что покамест твоя жизнь имеет для меня значение. – Он разжал пальцы. – Иди спать. Завтра нам ехать весь день. И если ты еще раз выкинешь подобный фортель, я сам тебя убью. Ясно? Перережу глотку вот этим самым долбаным ножом. Подумай, каково будет твоему отцу.

Баллас оставил нож на траве, зная, что Эреш больше не посмеет его тронуть. Снова закрыв глаза, он моментально провалился в сон.

Баллас проснулся за час до рассвета. Поднявшись, он перешагнул через кострище и встряхнул Краска за плечо. Старик распахнул глаза. Точно увидев кошмар, он вскрикнул и отшатнулся, ударившись спиной о камень.

– Ты напугал меня, – буркнул Краск, вытирая испарину со лба. – Нельзя будить так грубо.

– Поднимай дочь, – велел Баллас. – Нам пора двигать.

Они покинули пещеру и зашагали по вересковью, направляясь на северо-восток по пустоши. На этот раз утро было ясным. Первые лучи солнца освещали покрытые изморозью камни и стебли травы. Трое путников поднялись на холм, с которого видна была ферма, окруженная хозяйственными постройками. Рядом с домом стояла большая конюшня.

– Идем со мной, – сказал Баллас Эреш. – А ты, – обернулся он к Краску, – жди здесь.

Старик нахмурился.

– Я не отпущу с тобой…

– Папа, – перебила девушка, – не спорь с ним. Он знает, что делает. И вдобавок не ты ли мне говорил, что он – человек чести? Неужели не помнишь? – В ее голосе сквозило ехидство. Баллас не знал, кого Эреш хочет уязвить – отца или его самого.

Скорее все же его. Не имея возможности дать физический отпор, женщины компенсируют свою слабость острыми словечками. Вчера Эреш не удалось убить Балласа. Теперь, раздосадованная и униженная, она пытается всячески его задеть.

Краск нерешительно заморгал.