Йан Грэхем - Монумент

После завтрака Бейран проводил Балласа в комнату Лэйка. Здесь на полу было разложено скалолазное снаряжение – ледорубы, прочные кожаные сапоги, меховые куртки, наколенники, заплечные мешки, веревки. Среди всего этого богатства сидел Атреос Лэйк и, повернувшись спиной к Балласу, увязывал одеяло в скатку.

– Я привел его, господин, – сказал Бейран.

– Слышу, слышу, – отозвался Лэйк. – Можешь идти. Слуга удалился.

– Надеюсь, тебе понравился завтрак? – спросил старый путешественник.

– Свыше всяческих похвал, – отозвался Баллас. – Я не едал ничего подобного вот уже много лет.

– В миле отсюда к востоку, – сказал Лэйк, – есть ферма, где каждая скотина благоденствует. Они хорошо едят, дышат чистым воздухом, за ними ухаживают. Они сильны и здоровы… и великолепны на вкус. А скажи-ка мне: вино тебе понравилось?

– А то!

– Ты опьянел?

– Немного, – признал Баллас.

– Хорошо, – кивнул Лэйк. – В преддверии долгих лишений человек должен как следует отдохнуть – и телом, и душой. Уже нынешним вечером нам придется распроститься со всяческим комфортом. Так что напоследок мы можем себя побаловать.

– Мы? – уточнил Баллас, глядя на Лэйка. Тот пробовал пальцем лезвие ледоруба. Он был невероятно острым.

– Да, – кивнул Лэйк. – Мы. Я иду с тобой. Некоторое время Баллас переваривал эти сведения.

– Я пришел сюда не затем, чтобы найти спутника.

– Понимаю, – отозвался Лэйк. – Ты хотел карту

– Да.

– Тогда ты ничего не знаешь о Гарсбраках. Эти горы нельзя описать ни на одном пергаменте. Можно с тем же успехом сказать: «Идите вверх» – и тем ограничиться. Это будет столь же полезно, как и любое описание пути. Дорога опасна. Более того, она запутанна и сложна. Ни одна карта тебе не поможет…

– Но как же… – начал Баллас.

– Не беспокойся, – отозвался Лэйк. – Я стану твоим проводником.

Баллас посмотрел на седые волосы Лэйка, его худощавую фигуру, тонкие запястья…

– Ты слишком стар, чтобы лезть в горы, – сказал он без обиняков.

– Мои способности не умалились.

– Бейран сказал: ты полагаешь, будто здоровый образ жизни сохранит твою молодость. Но…

Неуловимым движением Лэйк метнул ледоруб. Он пролетел через всю комнату, воткнулся в деревянную панель над камином и засел в ней, чуть заметно вибрируя.

Баллас заморгал.

– Мои способности не умалились, – повторил Лэйк. – Я до сих пор силен. До сих пор ловок. Мой возраст не имеет никакого значения.

Затем Лэйк повел себя странно. Он потянулся за скатанным одеялом, лежавшим на полу, но промахнулся: пальцы коснулись лишь досок. Лэйк попытался еще раз – и снова мимо. Лишь на третий раз он нащупал одеяло, и скатка отправилась в рюкзак. Было что-то неловкое в его движениях. Баллас подошел, схватил Лэйка за плечо, развернул к себе – и в первый раз увидел его лицо. Тонкий нос с горбинкой, высокий лоб, худые щеки. И глаза… Серо-голубые радужки были неподвижными, глаза смотрели мимо Балласа – в пустоту…

Атреос Лэйк был слеп.

Он опустил веки и едва слышно вздохнул.

– Надо полагать, моя тайна раскрыта? Баллас не ответил.

– Не важно, – сказал Лэйк. – Посмотри на ледоруб. Куда он воткнулся?

– Ты попал в доску. Обычное везение. Однажды я видел, как случайно спущенная арбалетная стрела убила скворца в воздухе…

– Я поведу тебя, – перебил Лэйк. – Помогу подняться на Гарсбраки.

Баллас рассмеялся – жестоким, холодным, недоверчивым смехом.

– Ты же ничего не видишь. Осмелюсь заметить, ты не найдешь и дыру в нужнике.

– Я люблю горы, – сказал Лэйк. – Я люблю их больше, чем самого себя.

– И что?

– Когда я поднялся на Гарсбраки и достиг непроходимого участка, мне ничего не оставалось, кроме как спуститься вниз. К тому времени начиналась зима. Снег – самый белый и чистый, что я когда-либо видел. И он ослепил меня… – Лэйк помолчал. – Светило солнце. Снег сверкал так, что больно было смотреть. Я щурился, пытался идти на ощупь, но не мог постоянно держать глаза закрытыми. В конце концов свет выжег глаза; я потерял зрение. Сперва я не понял, что произошло. Я отдыхал, надеясь, что это пройдет. Но…

– Слепота так и не прошла.

– Я не видел ничего. День стал ночью, а ночь не отличалась от дня. К тому времени я был на полпути к подножию. Я шел ощупью. Я не знал, где соскользнет нога, где вывернется из-под руки камень…

– Но ты спустился… – тихо сказал Баллас. Лэйк кивнул.

– Как видишь. Я спустился. Или, вернее, следовало сказать: я вернулся. У меня хорошая память. Я помню каждую складку, расселину и пропасть в горах. Каждую тропу и каждый уступ. Тридцать лет я не видел ничего, кроме этой жуткой дороги в горах. Она осталась вот здесь. – Лэйк постучал себя пальцем полбу. – Она осталась здесь навсегда. Я помню все – словно это было вчера. В горах от цепкости памяти зависела моя жизнь. Мне приходилось воспроизводить в голове каждый шаг, прежде чем его сделать. Поднимаясь, я не пытался запомнить все подряд. Тем не менее мне удалось восстановить в памяти путь от начала и до конца.

– И можешь сделать это сейчас?

– Со времен Гарсбраков я живу в темноте. Единственный свет исходит из моего воображения – и моей памяти. Каждый день я воспроизвожу свой путь в горах. Вряд ли я забыл хоть что-то, Баллас. Ничего другого я не вижу.

Баллас недоверчиво посмотрел на Лэйка.

– Я не возьму в проводники слепого… слепого старика.

– Мои возможности не умалились, – в очередной раз сказал Лэйк. – Я еще могу…

– Ты ничего не можешь – кроме как сгубить меня.

– Нет! – рявкнул Лэйк, вскакивая на ноги. – Не смей рассуждать так, будто у тебя есть выбор. Кто еще отведет тебя в горы? Или ты думаешь: найдутся другие, проделавшие тот же путь, что и я? А даже если б и были – неужто они станут тебе помогать? Ты забыл, кто ты, Анхага Баллас? Никто тебе не поможет… никто, кроме меня.

И в первый раз Баллас задумался.

– Да, – сказал он. – Возможно, ты прав. И это странно.

– Что?

– Почему ты мне помогаешь? Лэйк пожал плечами.

– Я тоскую по горам. Долгое время я мечтал подняться туда еще раз… попытаться все же преодолеть вершину. Но кто бы стал меня сопровождать?

– Ты богат, – сказал Баллас. – Мог бы нанять кого-нибудь.

Лэйк покачал головой.

– Никто не желает. Я спрашивал нескольких скалолазов, но все они отказались. Они полагают, что Гарсбраки слишком опасны. И уж тем более они не хотят усугублять опасность, ведя слепого человека – слепого старика, как ты метко подметил, – на вершину. Я предлагал большие суммы в обмен на помощь, но ответ был один и тот же: зачем деньги мертвецу? – Он скрестил руки на груди. – Я пошел бы один, но горы наверняка несколько изменились. Несильно. Для зрячего человека это сущая ерунда. Но не для меня…