Мария Архангельская - Пока не устану жить

— Ладно, идите. Прочтите следующий раздел учебника и выполните прилагающиеся упражнения.

Я вышла, скрывая разочарование. Могла бы и похвалить, если я, как она сама признала, прыгнула выше головы. Вон, господин Гарсиа никогда не забывает хвалить, даже если особо и не за что.

Его уроков, проходивших дважды в неделю, я ждала с нетерпением, тем более что в скором времени мы должны были перейти от защиты к проникновению. Однако в следующий раз меня ждало новое разочарование. Когда я вошла к нему в класс, господин Гарсиа встретил меня словами:

— Недавно я имел разговор с вашей наставницей, госпожой Фримэн, которая указала мне, что мы чересчур увлеклись телепатией и слишком быстро продвинулись вперёд, оставив в стороне другие необходимые разделы магии духа. Придётся нам к ним вернуться. Вам нужно освоить упражнения на разделение внимания, а также методики подавления негативных эмоций.

— Но ведь мы это уже изучали!

— Наши уроки относились к физическим ощущениям, а теперь мы будем учиться справляться с эмоциями. Злость, страх, беспокойство могут очень помешать магии.

Должно быть, разочарование ясно отразилось на моей физиономии, так как господин Гарсиа успокаивающе добавил:

— Я понимаю, Александра, это менее интересно, чем то, чем мы занимались до сих пор, но поймите, это тоже очень важно. Едва ли не важнее, чем телепатия. При занятиях ею выдержка важна, как никогда, вот выдержке мы и поучимся. А к телепатии мы ещё вернёмся.

Вероятно, он был прав, они оба с госпожой Фримэн были правы, вот только после этого началась тоска зелёная. Если разделение внимания ещё можно было выдержать, то подавление эмоций сводилось к упражнениям на релаксацию и самогипноз, каких в любой йоге — пруд пруди. Мои оценки поползли вниз, так же как и моё отношение к предмету. Даже история магии теперь вызывала у меня больше интереса, там хоть иногда можно было найти что-то примечательное. Как раз в это время нам начали рассказывать об очередном Тёмном Повелителе, чьё имя назвали один раз, и в дальнейшем, по своему обыкновению, не упоминали. Особенно меня заинтересовало сообщение о том, что этот Повелитель создал отряд из оборотней, бывший при нём основной ударной силой. Вспомнив самоучитель по превращениям, я подняла руку.

— Господин Минкофф, но ведь оборотень может принимать звериное обличье только в полнолуние, и при этом совершенно невменяем. Как же их можно было использовать в качестве боевых единиц?

— Гм… Хороший вопрос, студентка Чернова, — преподаватель истории поправил очки и обвёл взглядом заинтересованно глядевший на него класс. — Видите ли, каким-то образом с помощью чёрной магии Повелители сумели добиться того, что оборотни могли менять обличье по своему желанию, сохраняя при этом разум. Можете представить себе сами, насколько опаснее они при этом становились! Чудовища, обладающие звериными инстинктами и человеческим разумом — они были почти так же опасны, как вампиры, и в иных случаях даже опаснее, ведь солнечный свет не был для них помехой, и они были активны в любое время суток. Потом их всех уничтожили, разумеется, но до этого все они успели совершить не по одному убийству.

— А разве не нашлось никого, кто, обретя возможность сохранять разум, воздерживался от убийств?

— Воздерживался? Даже оставаясь в здравом рассудке, что сомнительно (вы ведь знаете, как чёрная магия действует на человеческий разум), они были хищниками со всем набором соответствующих инстинктов. Оборотень, который не хочет причинять никому зла, никогда не пойдёт к Повелителю, ведь всем известно, какой службы тот от него потребует.

— А не мог оборотень раскаяться? Вы ведь сами упоминали, что иногда тёмные маги добровольно отказывались от использования чёрной магии и переходили на сторону Ассамблеи. И была даже создана специальная программа для их защиты от мести бывших коллег, наподобие программы защиты свидетелей.

— Сомнительно, — ответил господин Минкофф, — весьма сомнительно. Маг ещё способен отказаться от использования магии, хотя и это — единичные случаи. Но для оборотня звериная ипостась, берущая начало в тёмной Силе — часть его натуры. Особенно, если он научился оборачиваться по своему желанию.

— А если…

— Госпожа Чернова, вы отнимаете время от лекции. Если желаете, после её окончания мы продолжим разговор на эту тему.

Но после лекции господин Минкофф тут же ушёл, так что продолжения разговора не получилось. А вернувшись в наш домик, я застала Катю в слезах. На вопрос, чем вызвано столь бурное горе, она лишь разрыдалась ещё сильнее. Вздохнув, я села рядом и погладила её по плечу.

— Ну, ладно, успокойся. Что бы это ни было, его можно пережить. Не плачь, Катенька, всё образуется.

— Ты даже… не… не знаешь… что случилось!

— Так расскажи. И мы вместе подумаем, как быть.

Некоторое время Катя молча всхлипывала в платок, потом подняла на меня покрасневшие глаза:

— Поклянись, что никому не скажешь.

— Клянусь!

— Он… он поставил меня последней! Сказал, что не ждал от меня такого. Я так хотела… так старалась… а он…

— Постой, постой. Кто он? И почему ты так переживаешь? Он поставил оценку незаслуженно?

Катя молча помотала головой.

— Тогда ничего страшного. Подумаешь, один раз не подготовилась, со всеми бывает. В следующий раз исправишь.

— Ты ничего не понимаешь! Я не могу исправить. Я как его увижу… у меня всё из головы вылетает, руки дрожат… А он уже начал говорить, что я тупица!

— Да кто «он»?

— Господин Гриффитс. Наш новый алхимик.

— У вас сменился преподаватель алхимии?

— Да, — длинно всхлипнула Катя. — Он такой… такой! А я… Что он обо мне теперь думает?!

— Ты в него влюбилась?

Катя кивнула. Я помолчала, не зная, что сказать. По-моему, она реагировала слишком бурно, не дать не взять шестнадцатилетняя девчонка, но кто я такая, чтобы быть судьёй? А влюбиться в преподавателя ничуть не глупее, чем сохнуть по самоуверенному красавчику, который к тому же тебя в упор не замечает.

— Ладно, Катюш, успокойся, — вздохнула я. — Слезами горю не поможешь. Тебе нужно взять себя в руки, выучить всё так, чтобы от зубов отскакивало, и всё-таки ответить ему.

— Я учу. Но когда надо что-то сварить или сделать… У меня ничего не выходит. А когда он спрашивает, у меня язык отнимается.

— Ничего, рано или поздно всё утрясётся. Только попытайся успокоиться. У тебя есть уроки магии духа? Тебя учили успокоению?

— Уроки есть, — Катя ещё раз всхлипнула, опять взялась за платок и высморкалась. — А успокоению не учили.

— Так попроси показать тебе несколько упражнений. И представь, что ты сдаёшь кому-то другому. У тебя всё получится.

Я ещё долго успокаивала свою безутешную подругу, неся какую-то чушь, которую принято говорить в таких случаях. Не знаю, удалось ли мне её убедить, но, по крайней мере, она перестала лить слёзы. Я, для пущего успокоения, предложила сходить в бар, и мы неплохо посидели, выпив несколько коктейлей. Катя ещё раз рассказала, какой замечательный господин Гриффитс, какой он остроумный, как смешно умеет рассказывать, когда начинает говорить на какую-нибудь постороннюю тему, да и довольно скучный материал по алхимии умеет подать интересно и занимательно.