Мария Архангельская - Пока не устану жить

— Владимир, — продолжал тем временем Евгений Михайлович, — посмотрите мне в глаза.

Одно за другим он называл наши имена и пристально смотрел на названного им человека, потом окликал следующего, оставляя предыдущего в полной растерянности. Наконец он перебрал всех.

— Вас, конечно, интересует, что здесь только что произошло? — спросил Евгений Михайлович, когда последний из учеников пришёл в себя.

Все дружно закивали.

— Всё очень просто. Я проверил, насколько легко вы можете чувствовать Силу. Как вам уже рассказали на ознакомительной лекции, маги чувствуют Силу в окружающем пространстве и вытягивают её оттуда. Но вы ещё не умеете этого делать… во всяком случае — сознательно. И потому я ввёл вас в транс, а потом помог прикоснуться к той Силе, которую собрал для вас сам. Я как бы стал для вас небольшим Источником. На следующем занятии вы под моим руководством попробуете почувствовать и направить ту Силу, что разлита в самом мире. А сейчас — спасибо за внимание, все свободны.

Ребята зашевелились, всё ещё в ошеломлённом молчании. Я сняла сумку со спинки своего стула, но к двери не спешила, ожидая, пока уйдут остальные. Евгений Михайлович продолжал молча сидеть на месте, и я вдруг подумала, что, должно быть, не такое уж это лёгкое занятие — превращать в Источник Силы самого себя.

— Я думал, что с вами будет труднее, — вдруг сказал он. — Силы у вас не так уж и много, но ваша сопротивляемость впечатляет.

Я кивнула.

— Это ведь вы были тогда, верно? Это вы загоняли того вампира.

— Верно, — Евгений Михайлович едва заметно усмехнулся. — Идите, Александра. Завтра вам придётся потрудиться.

— И чему ты там учишься? — спросил Алик.

Мы сидели в «Макдоналдсе», глядя сквозь стеклянную стену на падающий на мостовую и тут же тающий мокрый снег.

— Да так… — неопределённо сказала я. — В основном языкам.

— Каким?

— Английскому и французскому.

— А французский зачем? Ты разве поедешь во Францию?

— Скорее всего, нет. Но в любом случае, лучше знать два языка, чем один.

Алик молча взболтал чай в картонном стаканчике. Моя затея с курсами ему явно не нравилась, скорее всего, потому, что сам он поехать за границу иначе как туристом в обозримом будущем не надеялся.

Я не лгала ему. В программу обучения на курсах и в самом деле были включены иностранные языки, причём изучали мы их весьма интенсивно. Английский я когда-то проходила в школе, но, как шутила моя мама, «проходила мимо», да и многовато времени с тех пор прошло, так что мне пришлось начинать практически с нуля. Французского же я не знала вообще. И вот теперь на этих уроках мы почти не использовали русского языка. Меня это иногда безумно раздражало; я, увы, не могла похвастаться выдающимися успехами, и потому порой просто не понимала, что говорят остальные, и не могла выразить собственные мысли. Но я терпела. Я всё же надеялась пройти отбор и попасть в эту самую заграничную Высшую школу.

Но надежды были довольно призрачными. Я не могла похвастаться успехами не только в изучении языков. С практическими занятиями магией тоже была беда. Я сравнительно легко преодолела первую ступень, научившись чувствовать Силу, но вот использовать её правильно у меня всё никак не получалось. Большинство моих однокашников уже ушли вперёд, а я продолжала мыкаться с отстающими. Стоило мне потянуть за какую-нибудь из пронизывающих пространство линий Силы, как она начинала дрожать и вибрировать, словно собираясь оборваться, и Евгений Михайлович тут же останавливал меня, говоря, что я опять всё делаю неправильно. Но как правильно, он объяснить не мог. Вроде бы я всё делала так же, как и все остальные, но у меня Сила начинала выкручиваться и вырываться, словно живая. Как будто не хотела иметь со мной ничего общего.

И всё же моё восприятие значительно изменилось. Я чувствовала потоки Силы, как разнонаправленные дуновения ветерков, пробовала эти потоки на вкус и запах, хотя, разумеется, никакого вкуса и запаха на самом деле у них не было. И ещё у меня как будто что-то случилось со зрением. Теперь я всегда краем глаза видела некое затемнение, словно надела очки с закопченными краями стёкол. Я то и дело скашивала глаза, но постоянно убеждалась, что на самом деле они видят нормально. Просто, по-видимому, мозг таким образом стремился придать какую-то форму тому, что воспринимал неким новым, лишь недавно открывшимся у меня органом чувств.

Однажды мы шли с Катей по коридору после очередного занятия. В тот день у меня всё-таки получилось направить Силу именно так, как требовалось, но чувствовала я себя при этом страшно неудобно, словно левша, которого заставляют работать правой рукой. Не знаю, почему мне пришло в голову именно такое сравнение, но чувство неуверенности и неудобства было очень сходно.

— Ничего, привыкнешь, — успокаивала меня Катя, когда я пожаловалась ей на свои неудачи. — Слышала же, что Евгений Михайлович говорит — у каждого человека работа с Силой строго индивидуальна. Со временем ты выработаешь свой стиль, и всё наладится.

— Тебе легко говорить, — вздохнула я. Моей новой подруге уже без труда давались некоторые несложные заклинания, и все учителя в один голос твердили, что она — весьма одарённая колдунья. — Постой-ка… Что это такое?

— Что? — спросила Катя, взглянув туда же, куда и я.

— Вот эта тень.

— Какая тень?

Я удивлённо посмотрела на неё. Тень была довольно размытая, но я ясно видела её, только не лежащую на полу, а висящую в воздухе. Разглядеть детали было невозможно, но всё же видно было, что её отбросил человек. И почему-то это туманное облачко показалось мне довольно зловещим.

— Ты не видишь?

— Нет, — Катя недоумённо обвела коридор взглядом. — А что я должна увидеть?

Я снова посмотрела на сгусток воздуха, которому почему-то вздумалось потемнеть и принять вид человеческой фигуры, пусть и не очень чёткой. Потом помахала рукой, но воздушные колебания никак не отразились на тени. Может, мне и вправду мерещится? В этот момент послышались шаги, и нас догнал Евгений Михайлович.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Да. Евгений Михайлович, я вижу здесь какую-то тень, а Катя — нет. Вы не могли бы сказать, кто из нас прав?

— Тень? — учитель прищурился, потом медленно кивнул. — Понятно. Правы вы, Александра. Это смертная тень, она возникает на месте, где умер человек, и держится несколько лет. Как бы отпечаток души. Вот только разглядеть её очень сложно. Вы, должно быть, обладаете большой чувствительностью, если сумели увидеть её всего после нескольких недель занятий.

— На месте смерти? Здесь, в этом доме, кто-то умер?

— Ну, наверное, трудно найти дом, в котором никто никогда не умирал.