Стивен Эриксон - Увечный бог

- Тучи.

- Ох, ладно. - Она села, потом легла в узкий окопчик, с трудом выковырянный в каменистом боку кургана. - Но если кто-то увидит...

- Тучи. Ага. - Мазан Гилани протирала глаза.

Вернувшись к взводу, Бутыл посмотрел на Курноса: - Опять с нами, да?

- Принес щит, - ответил панцирник.

- Очень мило.

- Нужно привязать к руке.

- И что?

- Так, чтобы не упал. С узлами и... так далее.

- Из сырой кожи.

- Узлами и так далее.

Бутыл подошел, склонился над ним.

- Сделаешь, - заметила Улыба, - и в следующий раз он попросит помочь стрясти.

- Тут главное - расстояние, - дал совет Каракатица. - Иначе забрызгаешься.

- Я однажды так тряс, - сказал Курнос, - что обгадился.

Все переглянулись, но никто не нашел остроумного ответа.

Корик вытащил меч и начал водить камнем вдоль лезвия. - Кто-нибудь, разведите огонь, - сказал он. - Мы лицом на восток, если они придут в лучах солнца... Хотелось бы видеть угли.

- Разумно, - заметил Каракатица. - Рад, что ты снова думаешь как солдат.

Сетийский полукровка не ответил. Поднял оружие, полюбовался на грань.

- Закончив есть, пить, ложитесь спать. Капрал, назначь вахты.

- Да, сержант. Слушать всем! Я чую в воздухе!

- Это Навыворот.

- Нет, это слава, друзья мои. Слава!

Корик отозвался: - Если так пахнет слава, Корабб... знал я тощую кошку, она была королевой мира!

Корабб нахмурился: - Не въехал. Ее звали Слава?

Капрал Обод сел с Медом. - Могу держать щит. Пойти с тобой?

Мед пошевелил бровями. - Слушай, ты куксишься со времен ящеров. Ясно почему, но все же покажи нам улыбку, ладно? Если помрешь, так не один.

- Так в чем проблема? Буду тебя защищать и помру?

- Не хочу груза на совести.

Обод поскреб подбородок. - Ладно, буду уродов бить щитом.

- Уже лучше. Ну, моя смена. Иди спать.

Скрипач прошелся по гребню, обойдя весь круг, изучая выкопанные солдатами позиции. Еж был прав. Их слишком мало, а под ногами сплошные валуны и осыпи. "Лучше было принести копья, как его Сжигатели.

Признай, Скрип: видеть Ежа рядом - все равно что нож под ребро. Но ты все же рад".

Он поглядел на небо - заход солнца прошел незаметно, такими яркими стали Чужаки. Капитан со вздохом пошел искать подходящее местечко, чтобы прижать спину к резной стеле. Закрыл глаза. Он понимал, что нужно поспать, но еще знал, что это невозможно.

Никогда он о таком не грезил. Командовать взводом - и так большое бремя. "А теперь все смотрят на меня. Если бы дураки знали... Я такой же потерянный, как они".

Под призрачным светом он достал Дом Цепей. Лакированные деревянные карты скользили, словно смазанные жиром. Он прищурился, медленно изучая каждую. Семь карт. Шесть холодны, но одна словно потеет.

Прокаженный.

"Ах, Ежик. Мне так жаль".

Ассасин Ши'гел оставил охваченное пламенем место далеко позади. Пламя и кровь убитого бога, что лилась с измученного неба. Он видел гибель тысяч. Людей, К'чайн Че'малле, Имассов. Видел падение Форкрул Ассейлов и воителей-Джагутов. Тоблакаев и Баргастов. Все ради покрытой рубцами штуки в его лапах.

Она сочилась кровью. Казалось, конца не будет потоку, пятнающему когти и пальцы, забрызгавшему бедра, пока ритмичные взмахи крыльев несут его на запад - словно на охоту за опустившимся солнцем. Сердце снова стало живым, более тяжелым, чем обычный камень такого же размера - у него вес небесного камня, что падает из-за облаков. Это кажется естественным, ведь оно принадлежит Падшему Богу.

Разум Гу'Ралла вернулся к последней сцене на вершине Шпиля, за миг до того, как он вырвал сердце из гибнущих цепей. Тело Смертного Меча лежит так неподвижно на обрызганной кровью площадке. Пес охраняет то, что уже покинуло мир.

"Лишь тупой зверь понимает нужность напрасных жестов - их холодную необходимость перед ликом суровой истины. А мы, притязающие на высшие достижения интеллекта, сдаемся слишком быстро. И, смотря на пса - тварь, знающую лишь верность и смелость - мы находим соки для исцеления душ.

Гадаю, не вкус ли это зависти?"

Он недооценил выбор Матроны. Дестриант Келиз, Надежный Щит Буян и Смертный Меч Геслер - разве не достойные люди? "Они показали нам путь, всем детям Ганф Мач. Двое пали. Двое отдали жизни, но одна осталась.

Вряд ли я ее увижу. Но мысленно буду почитать, как почитаю Геслера и Буяна. До конца мгновений. Они жили как братья и погибли как братья. Я называю их родными и буду, в свою очередь, сражаться за выполнение своих задач.

Дестриант, ты в печали и в горе - чувствую даже отсюда. Но я дам смысл их смертям".

Крылья уловили внезапную смену воздушных течений, воздух внезапно загустел вокруг Ассасина, наполняя тело странными отзвуками - тяжелый шепот, накат тьмы, что кипит и клубится, заволакивая все небо.

И Гу'Ралл сообразил, что будет путешествовать не один.

Смола села, а потом вскочила. Осмотрела небо - там, на востоке. Черная туча, большая и бурлящая, растущая. Растущая. "Боги подлые!" - Эй все! - крикнула она. - Под щиты! В укрытие! Все!

- Возлюбленные дети! Слушайте мать! Слушайте ее слова, слова Карги! Мы взяли в себя его плоть! Всю, что нашли! Мы хранили ее жизнь кровью магии! Ради этого мига! Веселитесь, мои милые дети, ибо Падший Бог возрожден!

И Карга огласила свою радость, и со всех сторон дети - десятки тысяч - ответили ее крику.

Крылатый К'чайн Че'малле, сжимая в лапах драгоценную добычу, отпрянул от их какофонии; Карга закаркала от восторга.

Впереди она видела куски костей на вершине - кости десятков людей, похороненных прежде в кургане. Хватит ли? Выбора нет. Момент настал, они сделают все возможное. Сделают человека. Жалкого человека. Слабого человека. Но все же человека - создадут дом для божьей плоти на костях, и наполнят своей кровью, и да окажется этого достаточно.

Великие Вороны вились над холмиком... а потом начали падать.

Скрипач спрятался за резную стелу. Грохот крыльев оглушал, сбивал наземь, воздух стал горячим и хрупким. Камень давил ему на спину.

Какие-то кулаки лупили землю, взрывные удары следовали один за другим. Он сжал голову, пытаясь сохранить уши... бесполезно. Мир пропал за штормом черных крыл. Он задыхался, а перед глазами летали некие мелкие объекты, сходясь у меча. Щепки, белесые фрагменты - кости, взметенные в воздух, вырванные у травы и корней. Одна прорезала тыл ладони; он спрятал руку.

Кто там прокричал предостережение?

Кто бы ни был, похоже, он спас всем жизнь.

"Кроме моей - я оставался слишком близко от меча. Нужно было залечь внизу, с солдатами. Но я задержался. Не хотелось видеть лица, чувствовать ужасную любовь, которая охватывает командира пред битвой - любовь к солдатам, каждому из них. Она растет и растет, пытаясь порвать сердце.