Лора Андронова - Русская фэнтези 2011

Сгребя шаль, встала Джаредина со скамьи, огляделась. Людей что-то во дворе почти видно не было, одни собаки да куры. С другой стороны хозяйского донжона доносился гул, говор и смех — что-то там, кажется, происходило. Джаредина пошла на гомон, надеясь, что как-нибудь случай ей представится к даме Кендерике подобраться.

Перед входом в донжон собрался весь дворовый люд владетеля Эльдака. Сам владетель был тут же, и супруга его, и дочь (матери только не видать было — чай, умаялась накануне «ночным бдением»), Эльдак похохатывал чему-то и хлопал сэра Дженсена по плечу. Люди переговаривались, шептались, бабы ахали, девки хихикали — снова что-то непотребное затевалось. Джаредина в это вникать не стала, а только заработала локтями, придвигаясь поближе к даме Кендерике, хмуро стоявшей от отца с матерью поодаль. По тому, какие взгляды кидала она на гостя, видно было, что сердится, бесится сверх меры — а все равно обожает.

Джаредине подумалось, что, если подобраться к хозяйской дочке вплотную, можно будет тихонько шаль ей в руки сунуть и убраться поскорее, пока она оглянуться не успеет. И так мысль эта увлекла ее, что не заметила Джаредина, как рыцарь от хозяев отошел и направился прямо в народ. Волна трепета прошла по толпе, всколыхнув ряды, девки захихикали громче, заерзали. Джаредина пихнула одну девку, наступила на ногу другой, плечом оттолкнула третью — в двух шагах уже от дамы Кендерики была…

И тут мужская рука, твердая и горячая, сжала ей голое предплечье под рукавом.

— Снова ты, девица, — низко проговорил сэр Дженсен, и глаза его злющие, зеленющие, сверкнули на солнце золотом — как тогда, на стене.

Джаредина кинула на него взгляд. Ростом они были почти одинаковы, так что глядела она на него вровень.

— Пусти, — сказала она, тоже глухо, и рыцарь-колдун сощурил глаза.

— Нет, теперь уж не пущу. Давеча сбежала, больше не выйдет. Пойдем-ка, господину твоему Эльдаку угодно, чтобы ты кое-что сделала…

— И ничего не угодно моему господину Эльдаку! Не ему это угодно, а тебе! — выкрикнула Джаредина, дав наконец волю гневу. Дворовый люд заохал, а господа — все, даже дама Кендерика — сурово сдвинули брови.

— Вот строптивая девка! — рявкнул владетель Эльдак, а гость его улыбнулся по-змеиному и пальцы еще сильнее сжал, так, что Джаредине почудилось, будто острые когти рвут ей плоть.

— Пойдешь, — не сказал — прошипел, будто и впрямь змея подколодная. — Гляди на меня, ну…

Она и глянула, будто дура — и как накануне ночью, земля разом поплыла перед взором, ноги сделались ватными. Сделала шаг, другой, позволяя этой сильной руке себя потянуть…

А потом опомнилась. Стиснула было кулак — да тут же поняла, что, если благородного по лицу ударит, домой не возвратится жива. Потому не стала Джаредина бить, а вместо этого перехватила шаль дамы Кендерики, которую все еще держала в руках, вырвала из нее золотую булавку, раскрыла — да и вонзила в держащую ее мужскую руку, прямо в самое мясо, так глубоко, как сумела.

— Пусти!

И обомлела, когда он и впрямь отпустил.

Да не просто отпустил — отшатнулся. Золотая булавка торчала из вскинутой руки, не прикрытой ничем, кроме тонкой льняной сорочки. И из того места, где торчала она, хлестала кровь — да не красная, не добрая человеческая кровь, а жуткая, черная, с шипением и пеной брызжа наземь и на стоящих рядом людей. И там, где она капала на устилающую двор солому, солома начинала тлеть.

Все молчали, окаменев. Несколько мгновений ничего не было слышно, кроме шипения этой дьявольской крови. А потом дико, громко заверещала дама Кендерика — ей капелька крови на руку попала, и на месте капли уже дымился ожог. Тут разом заголосили все. «Хватай! Держи! Вали! Вяжи!» — неслось со всех сторон, и поверх этого гвалта, все перекрывая, несся визг дамы Кендерики, бессвязная брань владетеля Эльдака, и — неожиданно для всех — зычный голос, Джаредине вовсе незнакомый:

— Не убивать! Не убивать!

Джаредину оттолкнули в сторону, оттеснили. Она отступила, не противясь. Бабы с девками разбежались, дама Фринигонда лежала в обмороке, а владетель, страшно бранясь, с обнаженным мечом подступал к свалке из мужиков, навалившихся на дорогого гостя. Из свалки неслись вопли, хруст и шмяканье, но скоро все стихло, и когда Эльдак распинал мужиков, взгляду тех, кто остался еще во дворе, предстало бесчувственное тело, распластанное по земле. Градом ударов рыцаря оглушило, вот только крови было совсем немного — на руке, там, куда воткнула Джаредина золотую булавку.

Владетель Эльдак поднял меч. И снова донеслось из-за спины его:

— Не убивать!

— Да почто ж не убивать-то?! — в сердцах гаркнул Эльдак, оборачиваясь на зов. — Это ж нечисть поганая — сам видал. Демон или колдун!

— Колдун, колдун! — заголосили дворовые.

— Колдун, — тихо повторила следом за всеми и Джаредина. Не считая владетелевых жены с дочкой и их прислужниц, она осталась единственной женщиной на дворе. Дама Фринигонда еще не очнулась, дама Кендерика, окруженная своими горничными, истошно рыдала.

И тут выступил на свет человек, которого Джаредина прежде не видела, но о котором была наслышана, как и всякий Эльдаков крестьянин. Человек этот был при хозяевах неотлучно, но держался всегда незаметно, одевался в серое, льнул к замковым камням, точно паук, и никто его не видел, пока он сам голос не подавал. Звался он Зверк и числился при Эльдаке звездочетом и лекарем. Хотя в деревне поговаривали, что он и сам-то не брезгует колдовством, и одни боги знают, какие зелья он варит в своей келье в подземелье Холлхалла.

Когда Зверк подошел, все разом умолкли, даже дама Кендерика перестала голосить. Зверк был низок ростом и так сутул, что почти горбат, а теперь еще ниже склонился, нагибаясь над распростертым рыцарем. Почесал свой крючковатый нос, потер родимое пятно на костлявом лбу, окинул взглядом подгоревшую солому, тронул пальцем черную кровь, разлитую по земле — она уже остыла и загустела, и теперь была похожа на древесную смолу. Зверк вынул из руки рыцаря золотую булавку, вымазанную в этой черной пакости, повернулся к владетелю Эльдаку и сказал:

— Убивать его, мой господин, не надо, потому что он великую славу тебе принесет. Это не демон и не колдун. Это дракон.

Прошло три дня.

Все эти дни замковый кузнец с кузнецом деревенским, собравшись вместе и позабыв на время былые раздоры, не покладая рук ковали цепи из чистого золота. Для этого пришлось бросить в плавильню все золото, нашедшееся в замке — не только кубки, блюда и монеты, но даже перстни, ожерелья и диадемы из фамильной сокровищницы владетелей Холлхалла. По правде, богатства эти были нажиты грабежом. Холлхалл стоял на перевале меж двух больших дорог, и в бурной юности владетель Эльдак, равно как и отец его, и дед, не раз баловался налетами на проезжавших мимо купцов и одиноких путников — а что поделать, край небогатый, скучный, разбоем и развлечься, и поживиться можно. С тяжелым сердцем расставался Эльдак с честно награбленным, но Зверк уверил его, что, как доставит Эльдаков посланец в столицу этакое дивное диво, светлый князь сразу столько золота Эльдаку отвалит, что на весь век хватит. Эльдак Зверка послушался. После того, как наваждение спало, был он немного отупевшим и соображал туго, моргал по-совиному, слушал Зверка, как прежде гостюшку своего распроклятого, и кивал. В сущности, для владетеля Эльдака мало что изменилось.