Екатерина Васичкина - Линда

Да и… надо бы как-то с этим страдающим героем разобраться. Что-то сильно его скрутило, вроде бы этот этап давно пройден… что ж он никак не успокоится-то?

Дивное существо печально улыбнулось вновь обретшими подвижность губами и открыло глаза, позволяя деревьям нежно опустить себя на пол и жить своей жизнью.

Кирилл лежал в темноте, слушая мерный стук своего сердца. Из открытой настежь форточки дуло, но вставать, и закрывать ее было лень. Ничего, немного промозглого, но более-менее свежего воздуха не повредит.

Может, сердце остынет, успокоится, перестанет колотиться невыраженной злостью.

— Ты же замерзнешь.

Она появилась из ниоткуда прямо на его кровати. А может, уже давно вот так бесшумно сидела, скрестив ноги и положив на колени подушку.

— Ничего. Ты же ходишь в такой холод в одном платье.

— Я не человек.

— Я тоже.

Линда только привычно вздохнула, не желая слушать снова эту песню. Человек, не человек… какая разница?

— Вообще-то человек. Просто с некоторыми особенностями. Так что не примазывайся к нам, потусторонним монстрам, — по-матерински взъерошив коротко остриженные волосы, девушка подавила совершенно неуместное желание обнять этого глупого отростка, — чего ты так завелся?

— Не знаю. Ребята столько работали. Никита буквально на ходу слепил прибор, которому и на борту Энтерпрайза обрадовались бы, Нориэль едва из декольте не выпрыгнула, бегая за этим… как там его? А я его даже довезти не смог. Уже дохлого!

— Стоп. Не то. То есть, близко, но…

— Я мог их всех положить! Прямо там, Линда! Ты слышишь?! Я мог, — мужчина подскочил на постели, сжимая кулаки, и тут же расслабился, понимая всю бесполезность махания оными после драки, — это было бы так просто.

— И зачем я только тебя отпустила тогда. Родину он защищал, видишь ли! Нет бы, сразу в институт поступить! Кирилл, послушай! Ты — гражданский! Ты не имеешь права убивать!

— Ну, я мог бы попробовать не убивать. Так… пристукнуть слегка…

— Ну да, конечно. У них всех ведь была ярко выраженная заторможенность, и ни один из них не успел бы выстрелить?! — она все-таки обняла его, уже не думая об уместности и о том, что их разделяет только тонкая простыня, которой Кирилл накрывался вместо одеяла, — перестань. Ты — сотрудник научно-исследовательского института. Закончил мединститут с красным дипломом. У тебя чудесная двухкомнатная квартира в Подмосковье. Ты не бегаешь с автоматом, не стреляешь в преступников и никого не убиваешь! Потому что за это придет злой дядя полицейский и посадит тебя в тюрьму. И я потеряю любимого сотрудника, а мир гениального ученого.

— Ну… тебя же не посадили в прошлом году…

— Меня? Ну… меня поругали. Сильно.

— Вот-вот! Помню я твое «поругали»! Это когда ты вернулась утром и пьяная. И меня не посадят. У меня есть могущественные покровители, которые замнут дело или представят все как несчастный случай.

— Да? И кто же это?

— Ты. И можешь меня отпустить. Я уже социально не опасен. А в голову приходят пошлые мысли. Монстр ты там или еще кто, не знаю. Но красивый. Только на ощупь попрохладней, чем обычный человек.

— Извращенец.

Так как Линда и не подумала отстраниться от перспективного сотрудника, с любопытством ожидая, куда заведут того «пошлые мысли», Кирилл с кровожадной усмешкой повалил начальницу на спину, предусмотрительно следя, чтобы простыня все же осталась на месте. Шутки шутками, но ведь позора не оберешься, если что.

— Ты такая красивая, Линда. И хрупкая. Кажется, тебя в ладонях можно спрятать. А ведь на самом деле ты вовсе не тощая. Просто косточки тонкие. Или это не косточки?

— Так… ну все, вот подпусти патологоанатома к телу! Он тут же за скальпелем потянется! — единым рывком «хрупкая» директорша оказалась сверху младшего научного сотрудника, — Раз уж больше пошлых мыслей нет, я пошла.

Крепкие пальцы, до этого сжимающие тонкие запястья, сомкнулись на пустоте, а перед глазами разом расслабившегося мужчины еще долго плавали лазоревые сполохи. Да еще сладкий запах разлился по комнате, как и всегда, когда Линда исчезала из закрытого помещения. На улице-то не так заметно.

— Вот интересно, что было бы, если б я и правда решил реализовать свои мысли?

— Попробуй как-нибудь, — чтобы ответить ему, коммуникатор не требовался, — посмотрим.

Утро выдалось мрачным. Вольготно растянувшаяся на шикарном диване Нориэль, никак не могла поверить, что уже пора идти на работу. По мнению ее побитого, страдающего организма, сейчас надо было оставаться в уютных объятьях толстенного теплого одеяла, причем как можно дольше. Но голос разума в лице уже одетого в свеженький, выглаженный костюм Никиты, был неумолим.

— Хочешь кофе? Хороший!

Так как кофе в постель до этого утра ей никто не приносил, упускать такой момент было бы глупо, не смотря на то, что Никита никак не тянул на героя ее романа. Ну да на безрыбье…

Заспанная толкиенистка вынырнула из-под одеяла и села, принимая горячую кружку.

Кофе и правда оказался великолепным. Наверное. Вообще-то Нориэль вовсе не являлась экспертом в этой области. Обычно она просто вливала в себя кружку растворимой гадости с утра пораньше, даже не глядя на этикетку.

— Вкусно! Ты что, кофе умеешь варить? Вот уж не подумала бы.

— А что тут особенного? Это просто.

— Не знаю. Я вообще готовить не умею. А сколько время?

— Полвосьмого. Слушай… а ты действительно собираешься в этом на улицу выходить? — Никита кивнул в сторону кожаного кресла, где неопрятной кучей валялись вещи его очаровательной гостьи.

— Вот вечно ты с утра настроение испортишь. А как все начиналось хорошо! В этом, Никита, в этом. Ничего другого-то у меня нет! Блин, и что было вчера это не застирать… у тебя же машинка наверняка с сушкой. Я на нее, пока мылась, любовалась!

— Хм… стирка тут не помогла бы. Эта слизь впитывается, так, что ничем не отскребешь. Да и дырки… короче, я почему спрашиваю-то. Пока некоторые высокорожденные изволили почивать, я немного порылся в мамином шкафу и нашел некоторое количество вещей, которые должны на тебя налезть… вроде бы.

— Даже не пытайся щадить мои чувства! После встречи с твоей матерью мне всю оставшуюся жизнь будет стыдно за свою внешность! Слушай, я никогда не видела таких красивых женщин! Только в кино… да и то… так что давай, чего у тебя там.

— Да, мама у меня уникальная. Одежда на столе лежит. Ты примеряй, а я пойду… куда-нибудь туда. Ты только не затягивай, в восемь надо выехать.

Однако, к удивлению уже приготовившегося к долгим ожиданиям Никиты, одевание заняло всего пятнадцать минут. Он даже не поверил своим глазам, когда облаченная в просторный брючный костюм девушка появилась на пороге кухни, но потом вспомнил, что имеет дело не с утонченной барышней из тех, что ему усиленно сватали все родственники разом, а с суровой дочерью простой советской семьи, и успокоился.