Виктор Некрас - Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев

— Рать соберём завтра же! — горячился Святослав, откидывая со лба длинный чупрун, отпущенный по памяти того ещё, древлего Святослава. Хотя и то сказать — какой он древлий — ста лет не прошло с того, как погиб. — Вестонош я уже разослал, с завтрева дружины боярские подходить будут. Много рати у него, сыне?

— Не особенно, — задумчиво отозвался Глеб. Он отцовой уверенности не разделял. — Сотен пять будет, должно быть…

— Всего-то, — отец усмехнулся. — Тысячу кметей выставим, не меньше, не устоять против нас Ростиславу.

— Тут другое, отче, — Глеб невольно поморщился. — Дружины-то у него немного, то верно, только…

— Что? — веселье черниговского князя вмиг куда-то исчезло, скрылось. Глеб невольно вздрогнул от острого отцова взгляда.

— Тьмутороканская господа вся за него, это первое, — начал перечислять Глеб. — И Колояр Добрынич, и иные прочие — все.

— Так, — медленно темнея ликом, с каменной тяжестью уронил Святослав.

— Он там Великую Тьмуторокань создать мнит, — мотнул головой Глеб. Коротко, в нескольких словах, он рассказал о, что говорили ему в Тьмуторокани и князь Ростислав, и тысяцкий Колояр.

— Вон как, — недобро протянул отец, вмиг всё поняв. Глеб заподозрил даже, что у черниговского князя и у самого была подобная задумка, да только которы со старшим и младшим братьями мешали. Не для того ли он меня на Тьмуторокань и всадил, — подумалось вдруг.

— На его стороне кубанские «козары» будут, это второе, — продолжил сын. Святослав наморщил лоб, пытаясь понять.

— Которые козары?

— Да уж не те, которых пращур Святослав Игорич громил, — Глеб дозволил себе даже и ухмыльнуться. — Русичи кубанские, нашего языка люди. Их сейчас по всей Степи «козарами» зовут, раз у хакана под рукой ходили когда-то.

— И велика ли сила их? — Святослав прищурился.

— Да не мала, отче, — устало ответил сын. С долгой дороги да со ставленого мёда начало вдруг клонить в сон. — Так что и рать собирать надо немалую.

— И третье есть? — на бритой челюсти черниговского князя вспухли желваки, жёсткая, выветренная кожа шевельнулась, пошла буграми.

— Есть, отче, — подтвердил Глеб. — Я сюда по Дону ехал, там русичей тоже немало. И каждый третий, а то и второй грезит о сильной Белой Веже. И степи окорот ищет. И видит его в Ростиславе.

— Быстро они, — только и нашёлся сказать Святослав Ярославич.

— Быстро, — подтвердил беглый тьмутороканский князь. — У Ростислава в дружине «козарин» с Дона был, так что они уже за него. Донцы нас, может, и пропустят, своей силы противостать твоей рати у них не наберётся. А только как бы той порой в спину нам не ударили, когда с Ростиславом на рать станем.

Глеб уже ушёл спать, а Святослав Ярославич всё ещё сидел в полутёмном покое с чашей в руке, слепо глядя в волоковое оконце. Невольно вспомнилась собственная злость при вести о том, что сотворилось в Тьмуторокани.

Сам добрый воевода, черниговский князь тут же невольно оценил сделанный Ростиславом бросок от Червонной Руси к Тьмуторокани. И уж вестимо, не на пустое место шёл волынский князь, были и пересылки меж ним и тьмутороканской господой, были!

В приступе ярости хотел было Святослав Ярославич вести полки на Волынь, осаждать Владимир, взять в полон жену и сыновей Ростислава.

Одержался.

Честь княжья не дозволила.

Не в обычае было ещё на Руси брать заложников из числа родни. Изяслав, тот не умедлил бы, — скривился черниговский князь с немалой долей презрения к старшему брату.

Он — нет.

Святослав не кривил душой сам перед собой — он предпочитал скорее Тьмуторокань потерять, чем честью своей и сыновней поступиться. Даже если и сам сын будет против того…

Кмети начали прибывать уже с утра — пока что здешние, путивльские. Святослав подымал на мятежного князя не только собственную дружину, но и боярские — мало не со всей земли. И бояре шли, хоть и не особенно охотно, но шли. Мало того, что Ростиславля выходка рушила весь закон наследования на Руси, так он отнимал у Чернигова и всей Северской земли восходную торговлю, коя вся шла через Тьмуторокань. Это было настолько весомо, что сто двадцать лет спустя стремление достичь «Тьмуторокани-града» бросит в походом Дикое ещё одного северского князя — Игоря Святославича, героя бессмертной поэмы.

Кмети шли. Примчался вестоноша — черниговский полк уже на подходе. Всей рати у Святослава и впрямь набиралось уже даже и побольше тысячи, перевалило и за пятнадцать сотен.

В поход выступили на третий день, отослав черниговцам наказ догонять у верховьев Дона.

Но с первого же дня поход у Святослава и Глеба не заладился. Внезапно навалилась зима — до того два дня хлестал мокрый снег с дождём, а после вдруг ударил мороз. В Северской земле навыкли, что зима приходит самое раннее, в студень-месяц, а до его начала Святослав рассчитывал уже и Тьмуторокани достигнуть. Не вышло.

Святославля рать остановилась, даже не отойдя от Сейма, у самого Путивля. Обезножели и начали падать кони, не хватало кормов.

Снег падал хлопьями, с восхода тянул лёгкий ветерок.

— Крепчает, а? — Глеб потёр замшевой перчаткей стынущее на холод ухо. Ветер и впрямь усиливался — медленно, но верно. — Глядишь, и настоящая вьюга начнётся?

— Кто знает? — дружинный старшой Жлоба пожал плечами, с беспокойством глянул на господина. — Надел бы ты шелом, княже, а?... неровён час…

— Брось, Жлобе, — усмехнулся князь, покрепче натягивая на голову шапку. — Откуда тут Ростиславичам взяться? Альбо половцам? Зимой-то?

Жлоба недовольно дёрнул усом. Зима — не зима, а только…

Пронзительный свист заставил вздрогнуть коней и людей. Свистел дозорный с самой кабаржины.

Жлоба дёрнулся, и меч словно сам собой вмиг очутился в его руке. Дружинный старшой махнул второй рукой, и в дробном топоте копыт и лязге железа дружина вымчала на гребень, топча прибитую снегом сухую степную траву.

— Надень шелом, княже! — жёстко бросил Ростиславу Жлоба, едва они оказались наверху, и на этот раз Глеб Святославич послушал старшого безо слова.

Сквозь снеговую пелену где-то вдалеке мельтешились чёрные точки.

— Люди?

— Люди, — утвердительно ответил Жлоба, почти радостно играя мечом — надоели старшому бескровные и неудачные одоления на враги и неудачный же поход по заледенелой степи. — Досягнём, княже?

— А давай, — весело бросил князь, тоже вытягивая из ножен меч. — Прощупаем, кто таковы.

Опасности не было никакой: ну сколько там этих степных бродяг — ну десяток, ну два. А с ним — сотня кметей, засидевшихся без дела.

Заснеженная степь качнулась, метнулась навстречь в конском топоте, в свистящем и плюющим снегом встречном ветре. Один перестрел, другой, третий, четвёртый!