Виктор Некрас - Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев

— Нет, — Шепель вновь засмеялся. — Закончу дела, вытяну Ростиславичей из затвора и ворочусь.

Любава на миг замерла, глядя ему в лицо большими глазами.

— Ты… взаболь?

— Да. И я не могу не идти — честь не дозволит. Если даже на Дону со мной никто не пойдёт, я один пойду.

Любава только прижалась к нему и закрыла глаза. По щекам её текли слёзы.

Конь пал уже в виду Полоцка, когда до ворот оставалось с полверсты, не больше. Витко вовремя успел выдернуть ноги из стремян, каким-то особым чутьём поняв, что всё, пора. Перекатился по траве, ударил по земле кулаками, застонал сквозь зубы.

В последние три дня, предчувствуя приближение столицы, он гнал коня без пощады — успеть, упредить князя!

Шалое кровавое утро в Диком поле он помнил отлично. А вот то, что было после…

Под ним качалась конская спина, и лес качался вокруг него. Корявые ветки наплывали, норовя уколоть глаза, хлестнуть по лицу, оборачивались костлявыми руками нечисти, скрюченными цепкими пальцами. Витко уклонялся, не понимая, где сон, а где явь, что морок, а что он видит взаболь. Среди дня морочила его нечистая сила — альбо болезнь-лихоманка пристала к ранам и морочила голову — Витко не знал, не понимал. Тропинка вилюжилась, как свиной хвост. Мало не падая с седла, хватаясь за гриву и за луку, Витко правил конём, сам порой не понимая — куда и зачем.

Несколько раз конь гневно храпел, косясь в чащу (какая чаща, откуда?! в Степи его ранили, в Диком поле!), пугливо прядал ушами и приплясывал, чуть ли не роняя всадника наземь — чуял волков альбо рысь. Тогда Витко, шёпотом матерясь сквозь зубы, через силу выпрямлялся в седле, сжимал колени и заставлял коня идти прямо. А голова шла кругом, в висках стучало, глаза жгло…

Очнулся Витко оттого, что в окно длинно и ярко било солнце. Чего-то со мной было — ошалело подумал он. Дёрнулся было встать — голову и спину пронзила рогатая молния боли, и гридень со стоном упал обратно на подушку и подстеленные шкуры. И враз вспомнил всё. Ну альбо почти всё.

Застонал, стиснув зубы. Да неужто всех положили Вышатичи?! — а в том, то это были именно Вышатичи, он не сомневался ни на миг. Отлично помнился крик княжьего посла, гридня Владея:

— Вышата? — посол ещё не понимал, он ещё улыбался. А Ростиславль гридень мчался к нему с нагим клинком в руке, и Владей крикнул голосом, внезапно ставшим чужим. — Вышата Остромирич!

И сшиблись конные кмети…

В глазах Витко замглило, на ресницах на миг закипели гневные слёзы, стыдная для воя бабья вода. Из радужного тумана выплыло лицо, шевельнулись губы.

Гридень зажмурился, стряхнул слёзы с ресниц, прояснился и слух и взгляд.

— Очнулся? — радостно спросил странно знакомый парнишка. Откуда он, Витко, его знает?!

— Да вроде как, — через силу усмехнулся кметь. — Не понял ещё.

Парнишка удивлённо засмеялся.

— Ожил, верно, раз шутки шутишь, — заключил он. — Ну и полоснули же тебя, смотреть было жутко. Поесть тебе принести?

— Кто из наших ещё живой остался? — враз охмурев, спросил Витко, всё ещё мало что понимая. В памяти смутно всплывало, что-то вроде дороги чрез чащу… откуда тут в Диком поле чаща?

Парнишка покачал головой.

— Что, вовсе?! — Витко похолодел.

— Кто ваши-то? — пожал тот плечами. — Ты к нам один выехал, мы тебя за мёртвого приняли… Парни думали — степной дух какой. А ты с коня упал и обеспамятел.

— Кто — мы? — не понял Витко. — Я вообще где?!

— Ну на Дону, ну! — пояснил парнишка. — Меня Неустроем зовут, а отца моего Керкуном, мой брат-близнец, Шепель, у Ростислава Владимирича в дружине служит, кметь уже опоясанный, не отрок и не детский даже!

При словах о Ростиславлей дружине лицо Витко невольно скривилось, но он смолчал. А Неустрой, ничего не замечая, беспечно спросил:

— А тебя что, половцы ранили?

— Половцы, — свистящим шёпотом сказал Витко, поражённый внезапной мыслью. — Куда меня ранили?

— В грудь, — парнишка подобрал к себе ноги, обнял их и положил подбородок на колени, так, словно ему было холодно. — Насквозь чем-то просадили, мало сердце не задели. Так наш знахарь сказал. И на лбу ссадина здоровая — ударили, видно.

— Сколько дней я пролежал?

— Да… с седмицу, должно быть, — растерянно ответил Неустрой.

Витко попробовал счесть в уме — не выходило. Мысли путались. Крепко по голове приложили…

И вдруг вспомнил.

— А… Корочун скоро?

— Так через три седмицы же! — опасливо ответил Неустрой, опуская ноги с лавки на пол.

— Че-го?! — Витко рывком сел, зарычав сквозь зубы от боли. — Надо ко князю скакать немедля!

— Куда? — не понял парнишка. — В Тьмуторокань, что ли?

— Конь есть? — отрывисто спросил гридень, спуская ноги с лежанки.

— Какой тебе конь ещё? — изумлённо воскликнул Неустрой, глядя на Витко расширенными от страха глазами. — Да тебя ветер повалит прямо на крыльце. Куда тебе ехать сейчас?

— Я… мне в Полоцк надо! — бормотал гридень, цепляясь за стену, чтобы встать с застелённой шкурами лавки.

— Да ты отлежись хоть до утра! — воскликнул Керкун, появляясь в дверях. — Куда тебе ещё ехать-то на ночь глядя?!

Ноги Витко подкосились, и он упал обратно на лавку.

— Вот так-то лучше, — удовлетворённо проговорил хозяин, набрасывая на гридня рядно. — Ты, болезный, сейчас поешь и спи. А я сына пока за конём пошлю.

— Княжья служба, — шептал Витко, цепляясь пальцами за руки хозяина и сам плохо понимая, что он говорит. — Не найдёшь коня — пешком пойду, сдохну по дороге, на твоей совести грех будет… А за князем полоцким не пропадёт…

И вот теперь, у самого Полоцка!

Витко через силу поднялся и побежал к воротам, едва переставляя ноги. Земля шаталась и била по ступням чугунными молотами.

А от ворот навстречь уже летели вершники городовой стражи. Подскакали, окружили, обдавая пылью и запахами конского пота, горячей кожи и нагретого железа.

— Так это же Витко! — подивился кто-то мгновенно, и гридень враз признал Несмеяна. — Никак стряслось что?

— Коня! — прохрипел Витко сухим потресканным ртом. — Скорее ко князю!

— Вакул! — рявкнул Несмеян, указывая зажатой в кулаке плетью. — К Бронибору Гюрятичу, срочно! Гордей, коня гридню!

Один из воев тут же развернулся и поскакал обратно к воротам, а второй спешился, протягивая повод Витко. Гридень вскочил в седло и поскакал к воротам, окружённый воями, как почётной стражей. А Гордей, проводив своих взглядом, принялся стаскивать с павшего Виткова коня сбрую и седло.

Всадники влетели в ворота и помчались по улицам, провожаемые испуганными и встревоженными взглядами горожан. А навстречу уже скакали с воями тысяцкий Бронибор и воевода Брень. Витко невольно испытал гордость — ишь, какие люди в седло сами взгромоздились!..