Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

— Бу-ус, — протянула она зовуще. — Белоголовый.

Мальчишка вздрогнул, словно очнувшись.

— Улыба?! — теперь и он её узнал.

— Ты живой? — спросила глупо.

Конечно, живой. В вырии так бедно одетых не бывает, в вырии все одеты богато.

— На самом деле я это только сейчас так подумала, а тогда, во сне, просто знала, — пояснила Улыба, и Краса согласно кивнула — во сне и не такое порой знаешь, чему после дивишься — откуда, мол, ведал? А ниоткуда — знал, и всё тут.

— Живой, живой, — почти весело ответил Бус. — Не убили меня. Ранили только, и всего-то.

— Ну и где ты сейчас? — выдохнула девчонка. Откуда-то из глубины души так и рвалось крикнуть — соскучилась по тебе.

Смолчала.

Даже во сне постеснялась.

Впрочем, она ещё не понимала, что это сон.

Он тоже не ответил. Сказал только:

— Увидимся ещё, Улыбушка, — так и сказал "Улыбушка", хоть и не звал её так никогда. — Верь.

— Когда?

Туман вдруг медленно зашевелился, начал сгущаться, окутывая и Буса, и Улыбу.

— Скоро, — сказал Бус, исчезая в тумане. — Скоро, Улыба, верь!..

И пропал.

— А непростой твой сон, — задумчиво сказала Краса, даже повеселев. Ещё бы не повеселеть — про брата узнала, что живой! Снам Краса, как и не только она одна, как и любой человек на Руси, верила.

К запаху дыма примешался запах свежей квашни — заводили тесто — и запахи трав и сушёных ягод. Тесто затевалось не простое, а праздничное… и с чего бы? — подумалось девушке.

— Пироги с чего? — она покосилась на Улыбу — уж девчонка-то знает. Эвон и почёлок вышитый нацепила, и поясок с кисточками шерстяными, и понёва праздничная, с вышивкой.

— Сегодня Летава придёт, — торжественно сообщила Улыба.

— Какая ещё Летава? — не поняла Краса. Она ощущала себя так, словно только что пробудилась от долгого сна. Ходила, говорила, ела, делала всю необходимую в роду девичью работу — и всё, как во сне. Ничего опричь не слыша и не видя.

— Ну Летава, ведунья здешняя, не слыхала, что ли? — удивлённо сказала девчонка.

— А!

Краса вспомнила!

На днях Славута и впрямь поминал какую-то ведунью, которая сильнее многих иных.

Про что же говорили-то, дай, Макоше, памяти?

Мужики часто ворчали, что живётся здесь трудно, невзирая даже и на данную им от князя Всеслава леготу, невзирая на помощь, оказанную полоцким тысяцким Бронибором. Славута увещевал изо всех сил — и про разорение прошлогоднее напомнил, и про продати боярские, и про то, что Крамарь-боярич, спасая их, кучу плесковских кметей побил…

Мужики упрямо бормотали своё, уставя взгляды в землю — про родные места, про могилы отцовы и дедовы, и прадедни…

Тогда и вспылил Славута, и сказал:

— Ладно, мужики. Если так вам хочется — я вам ведунью позову, пусть погадает! Может, хоть тогда поверите!

И вот эта ведунья должна была прийти сегодня.

Однако же вставать было нужно — и так Красе постоянно казалось, что глядят на неё косо. Возможно, так оно и было… а возможно ей казалось… Красе не хотелось вникать — очень надо. В конце концов, как сказал тот новогородский боярин — она не виновата. Но на душе всё равно было погано…

До сих пор.

Встать и заплести косу — из опалённых-то волос — было недолго. Волосы отрастали плохо, хотя уже прошло уже больше полугода, и по ним не особенно и видно было, что Краса побывала в пожаре.

— Краса…

— Чего? — спросила девушка, не оборачиваясь, и переплетая косу. — Чего ты ещё придумала.

— А давай, Летаву попросим, чтобы на Буса погадала — где он сейчас.

Опричь Красы и Улыбы никто средь плесковских Славутиных сбегов и не верил, что Бус жив. Да и кому надо-то? Неклюд-корчмарь в Славутиной веси был — чужак. Ни родич, ни родович… ни у кого из Славутиных и душа по нему не болела. А Краса и сама средь них чужачка — приютили из милости — и ладно! Покормят, пока в полный ум да память не войдёт да не оздоровеет, а после за кого-нибудь и замуж выдадут. Скорее всего, за кого-нибудь из своих, чтобы рабочие руки из рода не выпускать.

— Давай, — медленно сказала Краса, наконец оборотясь и встретясь глазами с Улыбой. — Давай, Улыбушка, спросим…

Летава оказалась довольно миловидной старухой — и Краса, и Улыба опасались увидеть сущую Ягу с торчащим изо рта клыком, сморщенную и косматую — нет! Морщин у неё и впрямь было вдосталь, а только и зубы все были на месте, и ничего страхолютого в ней не было. От старух Славутиного рода её только то и разнило, что на одежде не было никоторой родовой вышивки, да оберегов и наузов на одежде было намного больше, чем у иных других.

Летава сидела за столом в самой большой землянке и негромко разговаривала с войтом, изредка откусывая от пирога с клюквой и отпивая из деревянной чашки квас. Встретилась на миг глазами с Красой, и девушке вдруг показалось, что ведунья уже знает что-то о ней. Летава вдруг чуть шевельнула рукой, останавливая слова войта, и вгляделась в девушку.

— Спросить у меня чего хочешь, дева?

— Хочу, матушка, — одними губами сказала Краса.

— Зовут тебя как?

— Красой прозвали.

— И впрямь, Краса, — усмехнулась старуха неприветливо. — Чего же тебе, Краса, надобно-то от меня?

— Погадала бы, матушка?

— О чём? — усмехнулась Летава. — Я и так всему роду гадать буду…

— Чужачка она, приёмыш, — так же недружелюбно пояснил войт, сверля Красу взглядом. — Ни к чему — баловство одно на уме… не слушай, Летаво.

— С чего бы это? — сварливо бросила ведунья Славуте. — Чем она хуже рода твоего? Не бойся, дополнительной платы у тебя не возьму… зря, что ли за двенадцать вёрст ноги по грязи топтала? Это скорее твои мужики дурью маются, — Летава уже знала, за какой нуждой её позвали, и явно не одобряла. — Так чего тебе, дева? На суженого погадать?

Красе пошла пятнадцатая весна, и гадать на суженых была самая пора.

— Брат у меня погинул в прошлом году, — Краса сжала зубы — вот только на суженых ей гадать сейчас и не хватало. Не с её счастьем. — Я мнила — убили, а только сегодня во сне его видела, — не стала Краса говорить, что во сне Буса видела не она, а Улыба — не хватало ещё, чтобы войт, и так пышущий злом, отыгрался на дочке. — И вроде как жив он. Не погадаешь ли, матушка?

— Погадаю, красавица, погадаю. Вот только сначала мужикам погадаю, а после — тебе. Жди.

Гадание мужиков закончилось быстро — никого из женского племени на неё не пустили, опричь Летавы. Да Красе не больно-то и хотелось знать, чего там мужики делали. Судя же по тому, что Славута после того гадания довольно потирал руки, а остальные мужики сумрачно молчали, Летава и Славутиным, и иным сбеегам отсоветовала ворочаться на Плесковщину.

Да и то сказать — куда ворочаться-то? Под мечи да плети? И впрямь вожжа под хвост попала мужикам, верно ведунья говорила, дурь в голове.