Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

Не заносись! — одёрнул себя, разглядывая рать, Мономах. Зато у отца конная дружина мало не в тысячу воев, а у тебя — две сотни всего!

Самого Мономаха с его ростовской дружиной, новонабранной и ещё ни в одном бою не участвовавшей, Всеволод взял с собой на левое крыло, туда же, где стояли и его переяславские оторвиголовы, заматерелые в боях с половцами и торками.

На правом крыле с киевской конницей стоял сам великий князь. Там и трепетал сейчас на ветру червлёный великокняжий стяг с ярым белым соколом-рарогом и златошитым ликом Спасителя, ведущего свою паству на бой.

Сейчас, оглядывая строй рати великого князя и Всеславлего войска, Мономах мог оценить их только на глаз. Но и на глаз выходило, что у великого князя рать вдвое больше, чем у полоцкого оборотня — почти шесть тысяч!

А главой всей рати опять стал Святослав Ярославич — так отчего-то сложилось.

То есть, главным-то был, известно, великий князь, а только почему-то любо ратное дело соотносили в первый након с тем, что скажет черниговский князь.

Дивно!

Ни в каких больших одолениях на враги Святослав Ярославич до сих пор и замечен-то не был, никаких великих побед и не одерживал. Только и было на веку-то Святославлем войн, что поход на торков шесть лет тому, где степняков огромным превосходством численным задавили, да ещё на Тьмуторокань прошлогодний поход, когда Ростислав Владимирич без боя город уступил! А только поди-ка спроси любого кметя альбо гридня на Руси — кто лучший воевода из братьев Ярославичей? Всяк тебе ответит — Святослав черниговский!

И отчего так — неведомо.

А только была у Владимира догадка, которую он — достало ума! — держал при себе.

Светила на Святослава Ярославича слава и доблесть его пращура, другого князя с тем же именем — Святослава Игорича, Князя-Барса, видели люди нового Князя-Барса в черниговском князе!

Да и сам Святослав тут не без греха — небось летописей начитавшись, голову бреет, а чупрун оставляет, да и дружину свою к простоте приучил, к тому, чтоб без обозов ходить, да печёное на углях мясо есть.

Да только таким путём новым Князем-Барсом не станешь!

Утренний сумрак рассеялся окончательно, солнце оторвалось от тёмно-зелёного окоёма корбы, но ярко-синее небо медленно заплывало светло-серой мутью, а с севера наплывали тяжёлые тучи.

— Ох, быть ненастью, — прошептал Мураш, натягивая потуже набивной шелом. Поверх надел ещё один из турьего черепа. С рогами для пущего устрашения врага — стального, даже и клёпаного шелома не досталось мядельскому войту, а домой за добрым доспехом скакать времени не было — полк, наспех набранный отправлялся из Полоцка немедленно. И так-то едва поспели к битве. На Мураше и доспех был — прадедовский, копытный. Кожаная безрукавка с наборной чешуёй из блях, точёных из кости, лосиного рога и конских копыт.

Ничего, — подумал мядельский войт, разминая плечи и перехватывая поудобнее щит и рогатину. — От скользящего удара и такой доспех сбережёт. Ну а если будет Перунова воля… так и смерть принять не страшно! Лишь бы не зазря!

Вои топтались, уминая снег — не увязнуть бы в сугробе во время боя.

Зря старались.

От строя великокняжьей рати, с правого крыла, отделилось несколько всадников — десятка полтора — понеслось наискось петляя меж валунами на поляне. Впереди выделялся нарядно-расписной всадник в алом княжьем корзне. Чуть откинувшись назад, он держал наотлёт тяжёлое копьё с длинной втулкой, с перевитым алой лентой ратовищем, остриё рожна тускло мерцало в неярком свете зимнего солнца.

— Князь! — зашептали сзади.

— Великий князь!

— Изяслав Ярославич!

Мураш не стал оглядываться, чтобы посмотреть, кто это там такой сведущий. Тут и сведущим не надо быть — кому и начинать с ТОЙ стороны битву, как не великому князю киевскому?!

Навстречь киевской дружине неслось столь же невеликая кучка всадников-полочан — развевались за плечами волчьи и медвежьи шкуры, блестел золочёный шелом Всеслава Брячиславича.

Не доскакав друг до друга, князья, словно почувствовав какую-то непреодолимую межу альбо повинуясь чьей-то непреклонной воле, одновременно вздыбили коней. Откинувшись назад, великий князь всем телом метнул тяжёлое, совсем к тому не предназначенное копьё. Яркая молния прорезала воздух, гулко ударила в щит полоцкого князя, лопнула багряная кожаная обивка щита, полетела щепа. И почти тут же Всеслав перехватил древко копья, крутанул его вокруг себя, откачнулся назад в размахе и швырнул копьё обратно.

Изяслав успел уклониться, прикрывая голову щитом, но копьё, скользнув по щиту, ударило в другой щит — одному из кметей, сгрудившихся за спиной великого князя. Щит лопнул пополам, окрасился кровью, и сразу же строй полоцкой рати взорвался приветственными ликующими криками:

— Слава!

— Слава князю Всеславу!

— Слава Всеславу Вещему!

Князья поворотились и поскакали каждый к своему строю. На великокняжьей стороне тоже что-то кричали, но Мураш не слышал — вместе со всеми окружающими воями он топал ногами и кричал:

— Всеслав! Всеслав! Всеслав!

Всеслав Брячиславич промчался мимо строя пешей рати, скрылся среди кметей своей конной дружины.

Ну, пора?!

Нет.

Из рядов киевской рати вымчался ещё всадник.

Один.

Ярун и на войне выглядел хоть куда — хоть сейчас на свадьбу. Даже в походе он был щёголем — синяя ферязь со стоячим воротником, шагреневые перчатки, сапоги зелёного сафьяна, серебряная кольчуга поверх роскошной одежды, крытый зелёным аксамитом бобровый полушубок поверх кольчуги. Вои во все глаза таращились на гридя, когда он поносился мимо вскачь, бывало, что кое-кто крутил вслед пальцем у виска. Но вслух никто сказать ничего.

В нахвальщики-поединщики Ярун тоже напросился сам — вопреки тому, что князь его, Мстислав, стоял пешим в строю пешей рати, и дружину всю спешил. Ради такого случая кметь даже коня велел держать неподалёку, и как только князья после обмена копьями разъехались посторонь друг друга, Ярун прыгнул в седло.

— Куда это ты? — схватил его за поводья Тренята.

— Пусти, Тренята, — разукрашенный кметь легко выдернул из рук гридня повод. Да Тренята особо-то и не держал. — Поеду-ка покажу полочанам, дрягве болотной, с какого конца меч держать надо.

Тренята только молча покачал головой, глядя кметю вслед.

— Куда это он? — недоумённо спросил у старшого Мстислав, не оборачиваясь. Но хороший князь и без того отлично знает, что происходит за его спиной.

— В поединщики подался Ярун, — процедил сквозь зубы Тренята.

— Ну и пусть, — всё так же не оборачиваясь, бросил Мстислав. — Глядишь и привезёт какую-нибудь полоцкую голову.

Вздрогнул гридень, глянул на господина — бывший новогородский князь глядел на строй полочан, безотрывно глядел, мало не с ненавистью, сжав губы в тонкую нитку. Да, будет кому нынче поискать для своего меча жизни полоцкого оборотня, — подумалось невольно Треняте и чуть жутковато стало на душе. А впрочем, так и надо — кровь так кровь, и лучшей наградой за ратный труд должна стать смерть враждебного владыки. Плохим ещё христианином был ливин, крестившийся-то всего десять лет тому.