Виктор Власов - Последний рассвет

— Суа, как чувствуешь себя? — спросил Такеши, подняв голову. Девушка забиралась на дерево.

— Бывало получше, — напряжённо ответила она. Вскарабкавшись на ветвь, молчала. Свежий зимний воздух мягко холодил лицо, и дышать было приятно.

— Я тут кое-что припрятал… — милый парень с глазами цвета недоспевшей хурмы, с короткой косичкой на затылке, испытывал интерес к девушке. Не упускал случая, чтобы привлечь к себе внимание. То воду принесёт, то поделится едой. На что надеялся, глупец? Знал ведь, что Суа — невеста самого сёгуна Ёсисады Хадзиме. Девушка не позволяла себе разговаривать с ним, старалась не улыбаться, но улыбка, как назло, растягивала губы.

— Такеши- доно , я не голодна, — свернув «кошку», Суа приготовилась спуститься. Щёки предательски пылали румянцем.

Он же верил, что рано или поздно нрав девушки станет мягче, и терпеливо ждал.

— Один круг вокруг холма, — пробормотал Лао, поглядев на парня исподлобья. — Никаких бесед. Погляжу, Шуинсай, распустил вас!

Нахмурившись, Такеши поискал вопрошающим взглядом наставника Шуинсая — своих учеников младший Зотайдо всегда поддерживал, но среди сосен его не оказалось.

— Хайякухаширу ! — Лао, вытянув губы, зашипел, как змей. Из его широких ноздрей вылетели струи пара. — Эй, ты! — позвал он раненого ниндзя . — И тебя заставлю бегать, если будешь халтурить. Скоро вам нелегко придётся…

Мастер Шуинсай стоял на берегу озера Мицуми, наблюдал за снежной пушистой крошкой, которая мягко ложилась на тонкий слой льда. Ветер с гор сгребал её в длинные вихри; они разбивались о колючки сосен, навевали мысли… Шина и Шиничиро… Как они? В груди тоскливо защемило, захолодело под ложечкой — плохое предчувствие.

— Прохлаждаешься, братишка?! — криво усмехнувшись, Лао пощупал своё забинтованное плечо. — Нечего топтать снега Исикари! До сих пор не пойму, как тут мог Кендзо провести большую часть жизни? То-то не рвётся он сюда больше, хитрец проклятый, засел в столичном додзё , пузо греет!.. Мы дадим потренироваться оставшимся пару недель, поправить здоровье, а потом избранную половину загоняем в пещеру, другая своим ходом возвращается в Ампаруа, и дело с концом… В любом случае до Нового года успеем, не собираюсь тут век доживать!

Шуинсай кивнул, и, развернувшись, последовал за братом.

После стычки с разбойниками не досчитались четверых — погибли трое учеников Лао и девушка из группы Шуинсая, Цукико. Изнурительные тренировки, постоянные походы в горы и долины, не оставляли времени на тоску. Раны зажили, превратились в шрамы, стали гордостью многих, тех, кто с удовольствием внимал по вечерам тихим речам учителя Шуинсая. Удивительными историями, учением и старинной философией додзё он умел заворожить кого угодно. Нередко старший Зотайдо ловил себя на мысли, что и ему нравилось слушать, но всякий раз поддевал брата:

— Шуи- сан — большой сказочник, верить нужно только здравому смыслу и никогда — его ослепшим монахам да самураям, голыми руками разбивающим камни!

Стоило Шуинсаю сесть у костра, мудро и таинственно оглядеть собравшихся, как воцарялась тишина. Начинал он говорить не сразу — выдерживал паузу, потирая руки. И когда искрящиеся взгляды замирали на нём, учитель начинал оживлённо повествовать. И сейчас мастер, как всегда, зашёл издалека…

— Для провинции, находящейся в состоянии войны, жизнь воина ничем не ценнее жизни крестьянина или мастерового, становящихся воинами волею обстоятельств. И те, кто существуют сами по себе, не заботясь о судьбах родины, ничтожны, как грязь, которая прилипает к телу. Их гибель для страны ничуть не больше, чем для человека утрата одной-единственной ресницы. Жил в то время человек, его мировоззрение укладывалось во многие строки одного из великих поэтов…

Суа слушала учителя внимательно, не отводя взгляда, наблюдала за каждой живой тенью светлеющего лица.

Специально ли, нет, Лао начинал вполголоса беседовать с кем-нибудь из учеников. В минуту интересного повествования старший Зотайдо будто заражал их своей идеей, и они неохотно продолжали обсуждать её, поддерживая мастера. В этот раз Такеши нарушал тишину больше остальных. И даже когда Лао прекратил разговор с ним, парень, радуясь интересу к нему старшего Зотайдо, продолжал рассуждать.

Суа ласково обняла парня за плечо, потом резко схватила за шею так, что у того потемнело в глазах. И пусть выглядел Такеши несколько нелепо, но глаза, плутовато прищуренные, сияли: ему удалось снискать внимания девушки!

— …Вопреки законам войны и долгу поступил один самурай, по имени Ишино: он стал свободным, покинув хозяина, недостойного и корыстного чиновника…

Почти каждый слушающий время от времени догадывался, что истории да красивые речи мастера — подготовка к серьёзному испытанию. Ходили слухи о том, что даже само испытание перед посвящением изменяло человека, перестраивая сущность, убивало страх перед смертью.

— …Человек он чести, всегда дорожил обязательствами. Ни богатства, ни слава не манили настоящего самурая. Но знал Ишино и сладость жизни… Стебли овса… жевал их и чувствовал в горле терпкую сладость.

Жизнь героев своих рассказов мастер словно проживал сам. Вот его герой принимал серьёзное решение, находился в опасности, и лицо Шуинсая, преисполненное справедливым гневом, было напряжено, но вскоре мало-помалу добрело: герой отдыхал в кругу родных и любимых людей.

День испытания приближался: становилось меньше сказок, историй, напутственных слов мастера. Скрыв чувства под маской равнодушия, он разговаривал лишь с братом, который с нетерпением ждал момента, когда встанет у выхода из пещеры неумолимым судией.

На тропе в Хайкан стоял туман, молочный, как пар, влажный, холодный и обжигающий щёки, кожа от него становилась гусиной. Тёмные очертания гор и деревьев проступали из него, словно призраки. Этой ночью свет звёзд и месяца, казалось, ослабел, а сами небесные светила будто умирали. Воздух висел бледным саваном, который вот-вот затвердеет и свалится на мир живых страшной материей, и в ней не будет житья никому. Вокруг — тишина, необычная, таинственная: не слышались шаги и голоса звучали свистящим шёпотом. Почва в долине мягкая, покрытая тонким слоем влажного снега, который, чуть похрустывая, заглушал другие звуки. Ни криков птиц, ни шорохов зверей: зимой окрестности Исикари вымирали…

Устало передвигая ноги, ученики смотрели вслед Шуинсаю и Лао. Тускло-белой паутиной туманная пелена обволакивала их. То ускоряя, то снова замедляя шаг, угольно-чёрные на фоне дымки мастера выглядели так, будто выгорели изнутри, и сейчас рассыплются пеплом. Рассматривая кривые очертания гор, чёрные скалы, прямые стволы сосен и одинокие пустые хижины, ученики шептались; неожиданно они заметили, что сделались друг другу роднее и милее. Давнишнее сильное желание доказать своё старшинство, превзойти соратника в противоборстве — кануло в туманную мглу, растворившись в холодном сыром воздухе среди скал. На пути в горы ученики словно перестали быть воинами — попали в мир, где не нужно ни с кем бороться и думать, как выжить. Сейчас за сэнсэями шли не грозные ниндзя , а юноши и девушки. Страх и неведенье непредсказуемо меняли людей. Да, Исикари — таинственное место, недаром лучшие мастера обучались на лоне «страны ранней осени, как, впрочем, и ранней зимы…»