Юлия Фирсанова - Работа для рыжих

— Мя-а-с-со! — хищно облизнулся Фаль, присаживаясь у меня на ладошке, как на качелях. Ну точно мелкий вампирчик, тянущий словечко: «Кро-о-вь!» Глазищи у сильфа открывались через силу, однако соблазнительный запах пробуждал аппетит, перешибая снотворный эффект магического истощения. Верно, если можно восстановиться, слопав чего-нибудь вкусного, а не выспавшись на славу, мой дружок всегда выберет первый способ.

— Гаршах, кори Ксения, у нас в столице блюдо популярное. Мясное ассорти с весенними овощами и травами. Кор Шеллай и кори Риалла всегда просили его готовить, когда молодая кори на праздники приезжала, — пояснил довольный комплиментом старикан и гордо приосанился.

— Надеюсь, без капилы? — потянула я носом аромат варева, но провокационной нотки дурман-травы не выявила. Ко всей прочей прелести последних событий мне только новой порции видений не хватало.

— Я ее не добавляю, чтобы вкус других приправ не отбивать, — согласился Валлий, отложил черпак и пошаркал к большому столу за корзиной с тонкими лепешками. Подхватив оную, дедушка потащился к выходу.

— А хлебушка к мясу не полагается? — жалобно мяукнула я, провожая голодным взглядом уплывающую прочь емкость, желудок согласно буркнул.

Старикан посмотрел на меня с сочувствием психиатра, взирающего на душевнобольного, и объяснил, что накрыл обед в столовой, а хлеб специально до последнего момента на кухне оставлял, чтобы он запахами напитался. Традиция-с! Ну-да, как-то за всем этим цирком без коней — подземелья, завалы, призраки, троны, ары, короли-покойники и прочая, и прочая — из головы совершенно вылетело, что дедушка Шеллай не работяга с улицы, а представитель древнего знатного рода. Пусть даже и ведет себя очень демократично, и вкалывает в замковых архивах чище раба на галерах. Словом, у них, пусть и у подрастратившихся, и пожилых, но все-таки дворян, есть полагается в специально оборудованном для таких целей месте, а не банально там же, где хавчик сготовил. Малость запыленная столовая была просторной и светлой. За большим, накрытым чуть пожелтевшей скатертью столом, к которому придвинули высокие кресла по числу приглашенных к трапезе, разместились все. Было бы желание, еще человек на двадцать места хватило бы. Но мы с собой никого из дворца не позвали, места, может, и много, а вот чугунок с мясом один.

Итак, изголодавшиеся потенциальные спасители мира сели за стол и в один присест уничтожили весь горшок, приготовленный Валлием за то время, пока мы занимались всякими пустяками типа восстановления аров. Фаль опять лопал не по-детски, а вот Киз, обыкновенно отличавшийся здоровым мужским аппетитом, клевал как манерная аристократка. Возил ложкой по тарелке и с таким остервенением крошил в соус лепешку, будто пытал злейшего врага. К гадалке не ходи, психовал, бедняга. Не каждый день киллеров королями делают и отправляют на подвиги. Но, судя по внешнему виду, чтобы убийца ни думал, думал он правильно, потому что индикатор дурацких мыслей не срабатывал. В ишака Киз не превращался.

Шеллай и Риалла ушли на кухню, помогая старику Валлию с транспортировкой грязной посуды, а киллер все сидел, уставившись в одну точку.

— Поешь хорошенько, неизвестно, когда в следующий-то раз доведется, — заботливо, пусть капельку рассеянно, предложила я телохранителю. Мысли уже крутились вокруг неизбежного путешествия к жернову.

— Ты еще скажи, что это последняя трапеза в моей жизни, — огрызнулся Киз и с такой силой опустил ложку в тарелку, что соус разлетелся по скатерти живописными брызгами цвета свежей крови.

— Не скажу, — отрезала я, возвращаясь к реальности и весьма отчетливо представляя, насколько двусмысленными могли показаться мои слова отъявленному пессимисту. Уже мягче объяснила: — Тоже мне, самоубийца нашелся. Я о том, что впереди у нас, и у тебя особенно, заведомо тяжелая работа. Сколько времени придется на нее потратить и дозволено ли будет сделать перерыв, неизвестно. Но, учитывая то, как пришлось действовать с троном, сильно сомневаюсь, что с жерновом, как при работе с компьютером, кто-то там высоко будет ультимативно требовать обязательных пятнадцатиминутных перерывов после каждых сорока минут. Поэтому я прошу тебя поесть, а потом будем собираться в путь.

— Берем лошадей? — Гиз спрашивал деловито-нейтральным тоном, внешне ничем не показывая своего беспокойства от вида психующего брата. Только на миг промелькнула беспомощность и затуманила серую голубизну.

— Да, пожалуй, — согласилась я и нахмурилась.

Гиз от всей души хотел поддержать брата, помочь, но, как это сделать, не знал. Глубокой душевной близости и полной откровенности между ними давно не бывало. Иначе бы Киз не стал несколькими днями ранее приставать ко мне с ножом и требовать «свободы попугаям». Знал бы он не только о решении Тэдра Номус передать мне в постоянное пользование Гиза, но и о необратимости этого решения, и о том, что эта необратимость, по счастью, совпала с личным выбором моего телохранителя поневоле — и не пошел бы на столь грубый шантаж. Оставил бы все как есть или спланировал нечто похитрее, точно не отвечу, однако понимаю, действовал бы он по-другому. Братья любили друг друга, но утраченный за темными окнами жизни дар понимать другого с полуслова и с полувзгляда вернуться мгновенно не мог. А ведь подчас это бывает насущной необходимостью.

Наверное, прилюдное утешение брат моего возлюбленного истолковал бы не иначе как унижение. Да и немногие мужчины умеют утешать. Будь я женщиной Киза, обняла бы его, поцеловала, чтобы подбодрить, а так… Ощущение собственной беспомощности, схожей с чувствами Гиза, привычно взбесило, и я в который уже раз беззастенчиво наплевала на нормы приличий. В конце концов, между нами произошло нечто куда более интимное, чем любовный акт: я была обязана Кизу жизнью. Отодвинув стул, противно заскрежетавший по деревянной плитке пола, подошла к мужчине, обняла его за плечи, чмокнула в висок и потерлась щекой о его щеку. Киллер уставился на меня, как турист на Несси, возникшую без употребления политуры.

— Ешь, мы справимся! Друзей не бросают!

— Друзей? — подавился то ли смешком, то ли куском пищи, то ли нелепым вопросом Киз и закашлялся.

— Ага, — подтвердила я. — Ты брат моего возлюбленного, мой спаситель и помощник, ты — хороший человек, как бы ни пытался казаться другим. Маску надменного мерзавца не снимай, в хозяйстве пригодится, особо в деле управления массами. Но в черную суть подонка я больше не верю ни на грош, рыбку, колосок или даже трон. В дурные поступки и темные пятна биографии — верю, даже в дрянной характер, но не в душу записного злодея. Потому я в одностороннем порядке считаю тебя своим другом, ответного признания не требую, не надеюсь и даже не прошу.