Генри Олди - Бездна голодных глаз

Мужчина и женщина отшатнулись назад, и властная ладонь исторгаемой леем мелодии толкнула их в грудь, отбрасывая, сдавливая, ставя на колени; Грольн выгибался над кричащими струнами, и силуэт стоящего над ним тек неуловимыми, зыбкими волнами — потертый камзол зеленого бархата, господин Арельо? — о, господин Арельо — это… кривая двусмысленная усмешка, деньги вперед, звякнувший мешок и мертвая хватка усталого бродяги, я мог бы сделать это силой, обида, обида и агатовый летящий плащ с тускло отливающей застежкой, и хмурый бесстрастный профиль в решетке древнего горбатого шлема с крыльями у налобника, шлема? — дурацкого рыжего колпака с бубенчиками, с выглядывающей жиденькой косичкой, пегим хвостиком, я больше не люблю шутить, Отец, не люблю!.. — юродивый, нищий, Полудурок, Сарт…

— Пусть вершится предначертанное!..

Волны Слова катились, захлестывая дрожащую пещеру, сгибая к земле коленопреклоненные фигуры, превращая в статуи колеблющиеся тени Верхних, внезапным просветлением врываясь в мятущийся мозг безумного Су — бывшего салара Бьорна-Су, бывшего веселого маленького Би, бывшего блаженного Су настигшего, наконец, того, за кем шел он годы и годы, и кого не мог он теперь, не имел сил, да и не хотел останавливать; и круги расходились по качающемуся, рушащемуся залу Сай-Кхона, круги от падающего камнем Слова Последних…

Дверь раскололась — и Вечность засмеялась им в лицо…

Свежая вечерняя сырость сквозила в дыхании заката, мягкая детская сырость с привкусом дыма, молока, листвы одинокого дерева с бугристой корой и причудливо изломанными ветками; и редкие капли уже зашептались в оживших листьях. Дерево… Как зовут тебя, дерево? Человек подошел и обнял теплый ствол, прижавшись щекой к шершавой коре.

— Я человек, Сарт?

— Да, Эри. Человек.

— Тогда ты можешь объяснить все это по-человечески?..

Назойливое насекомое шуршало у самого лица, крохотный упрямый странник, с подрагивающими чуткими усиками. Сколько стоит твое существование, Живущий?

— У варка нет тени, Сарт — ты, ты был моей тенью, ты вел меня по немыслимому лабиринту моей жизни… Зачем?

— Мне нужен был Живущий в последний раз. Наш мир обречен, Эри. Что ждет в нем человека — человека, щедро разбрасывающего смерти ценой в один браслет, что ждет его в конце, в тупике? Пустота, Эри, гнилье — или возможность стать Не-Живущим. Хотя правильнее было бы сказать Не-Мертвым… Что ждет в нашем мире варка? — судорожно мечущегося в поисках крови, круг за кругом, всю свою бестолковую вечность; салары, Знаки, казни за родство, нижние, Верхние, пустота, сын мой, пустота и гнилье — та же пустота и то же гнилье, да еще, к несчастью, вечное!.. Мне нужен был Живущий в последний раз, ценящий жизнь, как никто иной, мне нужен был ты — чтобы открыть Дверь.

— И для этого ты протащил меня мордой по всей щебенке, какая нашлась — от Калорры до Сай-Кхона?!.

Сарт покачал головой.

— Нет. Я не тащил тебя, я лишь помогал идти по предназначенным кругам, и первым из них был круг Одиночества. Ты вступил в него, выйдя из матери. Одинок среди сверстников, в казарме, в борделе, — ты встретил Лаик — и вошел в круг Потерь. Отныне сотнику Джессике цу Эрль было что терять и он терял; женщину, веру, друзей — и готов был потерять жизнь. Только жизнь стоила тебе слишком дорого, и, всаживая лопату в могильный холм, подставляя горло под поцелуи Лаик, ты добровольно вступил в круг Предательства, уходом к варкам предавая людей, и предавая варков нарушением Закона.

— С тобой трудно спорить, Сарт.

Ветер. Ветер и небо. Чужой ветер, чужое небо…

— Трудно спорить. Наверное, это потому, что ты прав.

Ветер.

— Да. Я прав. И варк Эри был прав, войдя в круг Выбора, где рвали его на части умирающая правда человека и рождающаяся правда варка, — в грязи рождающаяся, в крови, и самим рождением своим неизбежно вводящая в круг Крови. Пряный круг — кровь, Эри, вкус ее, запах, сладкий страшный запах! и сладкие, страшные метания истерзанного существа в поисках третьей дороги, выхода, в жгучем кругу Поиска; разорванного ножом, вошедшим в грудь старого Шора, и Словом, Словом Последних, найденным и бессильным. Ложь, всюду ложь — и круг Лжи встретил обманувшихся; ты лгал, Эри — лгал Верхним своим покаянием, лгал мне, любой ценой прорываясь в Верхние, и ложь твоя стоила существований Третьему и Седьмому, ушедшим в Бездну Голодных глаз, чтобы вы могли занять опустевшие места; и, наконец, ты лгал самому себе, зная в глубине сердца, что никогда — никогда не согласится Верхний варк стать человеком, и нет среди Живущих способного заставить его!..

— Дождь, Сарт.

Сарт запрокинул лицо, и ласковые влажные руки тронули его разгладившийся лоб, звякнули бубенчиками колпака, взбили фонтанчики пыли под ногами.

— Да, дождь.

— Мокрый… Это незнакомец, Сарт. Совсем другой дождь сидел на подоконнике, когда Молодой стучался в мою дверь, и я оттаскивал рычащего Чарму.

— Да, Эри. Мы открыли Дверь. Слово Последних, Эри, Последних, а не последнего — одиночество, потери, предательство, выбор, кровь, поиск, ложь; путь Живущего в последний раз, путь ночного варка, путь Верхнего, и Слово замкнуло последний браслет.

Ты спаситель, человек Эри, спаситель, открывший Верхним дорогу через Бездну и впустивший их в рай, рай для варков — мир, где все живут в последний раз; и ты, человек Эри, и спутница твоя, вы проживете здесь свои жизни и умрете. Навсегда. Ты вошел в новый круг.

— Дождь, Сарт… Мир вокруг нас молод, и одна жизнь — это так мало; но Слова, Отец, Слова и Знаки, и, может быть, Вечным не долго осталось ждать изгнания из озверевшего рая. Я знаю, Сарт.

— Да. Ты знаешь. Девять ночей Верхние искали тебя, и ждала Лаик — я не ждал и не искал. Ты знаешь. И рай скоро озвереет. Девять выпавших ночей, девять желтеющих листков с дерева будущего… Возможно, и наш мир был молод, и люди в нем не сразу научились считать браслеты.

— Мы умрем, Сарт. Скажи мне, что — там?

— Я никогда еще не умирал, Эри. И я очень надеюсь, что когда-нибудь вы вернетесь, вернетесь через Бездну и ответите старому глупому Сарту на этот вопрос. Иначе… Я очень надеюсь, Эри.

— Дождь, Сарт…

— Дождь.

А упрямый маленький муравей все полз и полз по мокрому стволу сосны круг за кругом, черный блестящий странник, живущий в последний раз…