Генри Олди - Пасынки восьмой заповеди. Маг в законе

— В таком случае, Ваша беспристрастность, не понимаю, в чем суть претензии господ Истцов? Чем, с юридической точки зрения, заключение рассматриваемого нами Договора отличается от заключения договоров иных? А если принципиальных отличий нет, то заключение Договора Истцами на своих собственных детей от имени последних является абсолютно законным. По сути, речь идет всего-навсего о праве наследования...

Молчание. Однако на сей раз куда более короткое.

— Господин Ответчик прав. Данная претензия снимается.

Снимается?! Где справедливость?! Детей, не спросивши, за руку — и в огонь! Он не имеет права! Я сейчас...

Однако раскрыть рот я не успеваю. Меня опережает Дух Закона. И, наверное, это к лучшему, — понимаю я с опозданием. Слово сказано. Стряпчий БЕСПРИСТРАСТЕН. Он ни на чьей стороне. Он — на стороне Истины.

Вот только нужна ли нам эта Истина?..

— ...Теперь позвольте мне перейти к ответам по остальным пунктам предъявленных претензий. Или обвинений? — Дух хитро щурится. — Впрочем, неважно. Итак: меня обвиняют в незаконном ущемлении прав Истцов, выраженном в наложении ограничений на их возможность заключать новые Договора. Признаю, ограничения действительно имеют место быть, и наложил их именно я. (Ага, признался! не выкрутишься!..) Однако утверждаю: накладывая вышеупомянутые ограничения, я находился в своем праве и действовал в соответствии с Законом, что берусь доказать.

Дыхание господина стряпчего становится тяжелым и частым. Он прикладывает ко лбу платок, утирая выступающий пот. Словно почувствовав мой взгляд, отец Георгий оборачивается, выдыхает одними губами:

— Трудно идет. Еле-еле справляюсь, господа, — это он нам обоим: Феденька-то рядом стоит, меня за руку держит. — Не знаю, хватит ли сил довести дело до конца. Очень мощное давление. Того и гляди, выбросит. Но я постараюсь, господа, я очень постараюсь!..

Чует кошка, чье сало съела! А еще Дух Закона называется! Понимает, тварь склизкая: загнали в угол! — вот и пытается заставить нас отступиться. На меня дурноту нагнал, на господина стряпчего давит. Шиш тебе! выкуси! Придется тебе обратно все переигрывать, по справедливости!

Глянула исподтишка на мужа: насупился ненаглядный, набычился, пальцы на правой, свободной руке в кулак сожмет-разожмет — будто перед дракой разминает. И не скажешь, что модный поэт, потрясатель душ и сердец. Чисто кулачный боец из Заиковки перед схваткой. Только схватку ту за нас Ихняя беспристрастность ведет. Вот ведь мука мученическая — ни словом острым отбрить, ни по шее дать: стой да слушай, как за тебя твою судьбу решают! А господину стряпчему еще трудней, ему на себе всю тяжбу тащить, а тяжба, по всему видать, тяжкая выходит. Ты уж, пожалуйста, выдюжи, миленький, очень тебя просим!

— ...История эта долгая, господин стряпчий и господа Истцы. Началась она... ну, чтоб не соврать — хотя врать в присутствии Вашей беспристрастности дело пустое! — так вот, началась она почти четыре века тому назад. И, чтобы доказать правомочность своих действий, мне придется начать с самого начала. Итак...

Время тянет, кочерыжка плешивая! Думает, мы тут четыреста лет спорить будем! Отец Георгий, держитесь! На вас вся надежда. Скажите только, чем вам помочь — мы что угодно...

Ничего не сказал отец Георгий. Лишь слегка ладонью повел: молчи, рыба-акулька! молчи и слушай.

Молчу.

Слушаю.

На Ихнюю беспристрастность не гляжу больше — тошно видеть, как человек мучается! последнее отдает!

— ...к сожалению, сын этого мага оказался бесталанным. (Опять что-то прослушала!) Не имел он склонностей к тайным искусствам, и отец напрасно наставлял его в сих премудростях, заставляя ночи напролет корпеть над книгами. Да-да, господа, не удивляйтесь...

Дух Закона встал. Прошелся туда-сюда по присутственной зале, заложив за спину руки, смешно торчащие из куцых рукавов сюртука.

Остановился напротив, покачался с пятки на носок:

— Во времена столь отдаленные, господа, магические знания передавались от учителя к ученику... от НАСТОЯЩЕГО учителя к НАСТОЯЩЕМУ ученику! — обычным путем. Подобно любым другим знаниям. Но для того, чтобы учить, и чтобы учиться, тоже нужен талант. Некий дар свыше, предрасположенность — называйте это как хотите; а сын великого (не побоюсь этого слова!) мага был лишен сего дара! Да и из отца учитель был, честно говоря, не очень, — добавил Дух грустно и снова надолго замолчал, меряя шагами залу. Тихо поскрипывали диковинные башмаки с пряжками.

Странно: отчего мне больше не кажется, что он тянет время? Заворожил, гадюка?!

— ...не всякий Мастер может быть Учителем; хотя любой Учитель обязан быть Мастером, — пробормотал Дух себе под нос, забыв про нас.

И вскинулся:

— Так о чем это я? Ах, да! Короче: никак не мог тот маг передать свои умения сыну. А хотелось — вы себе представить не можете, до чего хотелось! Обида брала: мое детище, плоть от плоти — бестолочь, бездарь?! Люди, опять же, за спиной насмешки строят... Именно тогда родилась идея Договора. По которому учитель всего себя мог бы передать ученику напрямую, независимо от способностей обоих. А там хоть трава не расти! Пусть не всего себя, пусть бОльшую часть. Ну, будет сын слабее отца, условно скажем, на четверть или на треть — это все равно много, поверьте! А по теперешним меркам: немыслимо много!.. Если бы тогда у мага-отца, кроме познаний в тайных искусствах, хватило бы еще обыденной мудрости и прозорливости... Не хватило!

Дух внезапно упал на свою скамью. Закрыл лицо руками, умолк. Кажется, он плакал. Беззвучно, безнадежно — только плечи под мышиным сюртуком вздрагивали мелко.

Однако, когда он отнял ладони от лица, глаза его были сухими.

— Оставим, господа; это личное. Не буду рассказывать, какие стихии были вовлечены, чем клялся и что принес в жертву маг-отец — тем более, что сейчас это уже не важно, и к данной тяжбе отношения не имеет. Главное, несчастный получил, что хотел! Он создал Договор; сорвал яблоко с запретного древа. Но, к сожалению, понял это слишком поздно... Впрочем, я отвлекся. Пора переходить к сути, — прервал сам себя Дух. — Первый Договор был заключен, и вскоре маг-отец начал замечать перемены в своем сыне. Быстрое овладение знаниями, ранее недоступными — да! — но этим перемены не ограничивались. Все чаще казалось отцу: глядя на сына, он смотрится в зеркало. Слегка кривое, по краям засиженное мухами... Год шел за годом — и наконец срок Договора истек. Сын получил все, что насильно впечатал в его душу, изрезав ее тайными ходами, проклятый Договор — и сын ощутил пустоту! Он многое умел, многое мог, но... он был не в силах воспользоваться приобретенным! Потому что вошел в порочный круг нового Закона! Теперь ему самому нужен был ученик по Договору — иначе отцовский оттиск, не имея основы, сжег бы его изнутри!